Любовь и оружие - [29]

Долго молчали они после его ухода. Затем тишину разорвал презрительный смех Катерины Колонны.

— Как самоуверенно обещал ты нам, что станешь львом. На деле же мы услышали не львиный рык, а крик осла.

Глава XI. СТРАНСТВУЮЩИЕ РЫЦАРИ

Ядовитая насмешка матери словно сорвала Джан-Марию с трона. Он спустился с возвышения, подошёл к ней, дрожа от гнева.

— Крик осла? — пробормотал он, остановившись перед монной Катериной, и рассмеялся. — Это как посмотреть, мадонна! Потерпите ещё немного, и мы узнаем, кто из нас прав, — он повернулся к придворным. — Вы слышали его, господа? Как, по-вашему, я должен поступить с этим предателем?

Напрасно ожидал он ответа. Их молчание ещё более рассердило его.

— Значит, вам нечего мне посоветовать? — вопросил он.

— Мне кажется, — с готовностью ответил да Лоди, — что в данном случае совета вашему высочеству и не требуется. Вы склонялись к выводу, что граф Акуильский — предатель. Но после того, что мы слышали, можно утверждать лишь обратное.

— Неужели? — герцог уставился на Лоди, словно удав на кролика. — Мессер да Лоди, ваша верность в последнее время вызывает у меня большие сомнения. И если до сих пор я, принц волею Божьей, правил вами, ставя во главу угла милосердие, не стоит вам испытывать моё терпение. В конце концов, я тоже человек.

И он повернулся от старика к остальным советникам.

— Ваше молчание, господа, указывает, что в этом вопросе разногласий у нас нет. Мудрость ваша подсказывает вам, что выход здесь может быть один. Мой кузен наговорил сегодня слишком много, но ни один человек ещё не остался живым после таких речей. И мы не будем делать исключения из этого правила. Граф Акуильский заплатит головой за свою наглость.

— Сын мой! — ужаснулась монна Катерина.

Джан-Мария злобно посмотрел на неё.

— Я всё сказал. И не усну, пока он не умрёт!

— Тогда ты уже не проснёшься, — отрезала монна Катерина и стала доказывать, что едва ли можно представить себе более недальновидное решение. — А может, — предположила она, — тебе надоело править Баббьяно? Если так, то лучше дождаться прихода войск Чезаре Борджа. Но уж никак не стоит провоцировать людей на бунт. А народ будет мстить за своего героя!

— Ваши доводы убеждают меня в собственной правоте, — ответил Джан-Мария. — В моём герцогстве нет места человеку, чья смерть, если я приговорю его к ней, послужит сигналом к восстанию моих подданных.

— Так вышли его из своих владений, — пыталась она урезонить сына. — Выгони прочь, и, может, всё образуется. Ежели ты убьёшь его, то не дожить тебе до следующего заката.

С трудом они убедили Джан-Марию внять дельному совету матери. Но для этого им пришлось затратить немало времени и усилий. Наконец, с огромной неохотой Джан-Мария согласился с изгнанием графа Акуильского. Ревность его не желала примириться с тем, что Франческо покинет Баббьяно живым, и лишь страх перед последствиями, которые монна Катерина описала в ярчайших подробностях, заставил герцога смириться с этим, как он полагал, слабым наказанием.

Джан-Мария послал за Мартино и приказал ему вернуть графу меч. Фабрицио да Лоди надлежало сообщить ему, что не позже, чем через двадцать четыре часа он должен покинуть владения Джан-Марии Сфорца.

На том всё и кончилось, к неудовольствию всех непосредственных участников этого действа.

Франческо отправился собирать нехитрые свои пожитки, советники разошлись.

Разумеется, не все смирились с подобным исходом. Город недовольно гудел, а Фанфулла дельи Арчипрети, не медля, примчался к графу Акуильскому, чтобы призвать того к открытому неповиновению, и обещал, что баббьянцы поддержат его.

Франческо без малейших раздумий отказался, но Фанфулла продолжал настаивать. Граф же лишь покачал головой.

— Видишь, Фанфулла, как просто изменить человеку жизнь, превратив его из свободного гражданина в изгнанника. И ты нисколько не любишь меня, если продолжаешь спорить. Или ты думаешь, что перспектива изгнания печалит меня? Нет, юноша, после этого приговора кровь ещё быстрее бежит по моим жилам. Он освобождает меня от обязательств перед Баббьяно в тот час, когда мой долг — остаться с его жителями, ответив тем самым на их любовь. Приговор даёт мне свободу, мой добрый Фанфулла! Теперь я волен делать всё, что мне вздумается, — Франческо раскинул руки и весело рассмеялся.

Фанфулла не сводил с него глаз, заражаясь отличным настроением графа.

— Пожалуй, вы правы, мой господин! Вы слишком красивая птица, чтобы петь в клетке. Но подаваться в странствующие рыцари… — он развёл руками. — Драконов, которые держат принцесс в заточении, больше нет.

— К сожалению, ты прав. Но есть венецианцы, которые стоят на пороге войны. У них найдётся для меня работа.

Фанфулла вздохнул.

— То есть мы потеряем вас. Лучший воин Баббьяно, гонимый безмозглым герцогом, уходит от нас в час беды. Клянусь душой, мессер Франческо, я хотел бы уехать с вами. Тут мне делать нечего.

Франческо, натягивавший сапог, оторвался от своего занятия, поднял глаза на юношу.

— Если ты этого желаешь, Фанфулла, то я буду только рад твоей компании.

Фанфулла сразу ожил. Да и кто на его месте отказался бы от подобного приглашения?