Любовь и бесчестье - [52]

Проклятие! Его внимание рассеялось. Монтгомери уставился на лежащие перед ним чертежи и мысленно проклинал поверенного.

— Я почти готов создать шар, Рэлстон, — сказал он, — и испытать воздушные потоки. Хотите сопровождать меня?

Рэлстон покачал головой.

— Все не так страшно, как кажется.

— Лучше быть трусом, чем трупом, сэр, — ответил Рэлстон, усмехаясь.

— Мне придется переубедить вас, — сказал Монтгомери, решив завершить сегодняшнюю работу.

— Конечно, вы можете попытаться, сэр, — ответил Рэлстон, стараясь попасть в ногу с ним, когда они покидали винокурню. — Предупредить вас, только справедливо, сэр. Упрямство в крови у шотландцев.

Монтгомери знал это слишком хорошо, будучи мужем упрямой шотландки. Однако тотчас же забыл обо всем, что собирался сказать, пораженный открывшимся перед ним зрелищем.

В Донкастер-Холле было сорок человек прислуги. Равное число мужчин и женщин. Большинство мужчин выстроились на газоне на склоне холма перед фасадом Донкастер-Холла, образовав три ряда. Во главе этого построения стояла его жена. Перед каждым из рядов находилось по ведру воды.

Вероника подняла руку, и первый из мужчин схватил ведро, передал его следующему в ряду, и так до тех пор, пока оно не дошло до последнего мужчины, опрокинувшего его на гору горящей соломы.

Должно быть, Вероника засекала время их действий, потому что, когда объявили победителя, мужчины в центральном ряду подняли руки, празднуя свою победу.

— Что она делает?

— Это пожарная команда, сэр, — ответил Рэлстон. — Леди Фэрфакс настояла на том, чтобы ее создали.

— Настояла? Почему?

— Прошу прощения, сэр, но такова была ее воля. Ребята здесь с полудня.

На Веронике было платье, которого он раньше не видел, — в зеленую полоску, и оно ему понравилось.

Монтгомери зашагал вверх по склону холма, направляясь к жене. Вероника увидела его приближение и обратилась с речью к своим людям:

— Вы все сделали очень хорошо. Запомните свои цвета, и попрактикуемся на следующей неделе.

— Цвета?

Она ему не ответила. Только обернулась посмотреть на него и принялась собирать ведра.

— Ты возвращаешься в Америку?

— Что?

— Почему ты бродишь каждую ночь? — спросила она.

— А что в этом дурного?

Вероника понизила голос:

— Почему последние две ночи ты не приходил ко мне?

Монтгомери хмуро смотрел на нее.

— Над чем ты там трудишься в винокурне?

Он не ответил, и тогда лицо Вероники отразило его выражение: она тоже нахмурилась.

— Я не стану отвечать ни на один твой вопрос, — заявила она, — пока ты не ответишь хотя бы на один мой.

С этими словами она подхватила ведра и удалилась, оставив ею стоять и смотреть ей вслед.

Вероника поднялась на второй этаж, надеясь, что не застанет Элспет в своей комнате. Она была гибельно близка к слезам и не хотела, чтобы кто-нибудь их видел. Она всегда старалась не показывать своих чувств, возможно, потому, что так остро ощущала чувства других.

Вероника вошла в пустую комнату и с облегчением закрыла за собой дверь.

Вытащив мешок из бюро, она села у окна на один из удобных стульев. Медленно вытащила зеркало и подняла его, держа коричневое стекло на некотором расстоянии от себя.

Все, что она в нем увидела, — это неясное отражение своего лица. Глаза ее казались слишком большими и испуганными.

Вероника услышала, как Элспет вошла в ее спальню. Это давало ей достаточно времени, чтобы успокоиться и собраться с силами. Но прежде чем она успела спрятать зеркало в мешок, Элспет заглянула в него.

— Что это, ваша милость?

Ее сердце упало, когда Элспет приблизилась к ней, протянула руку и взяла зеркало. В зеркало она не смотрела, только провела кончиками пальцев по алмазам, обрамлявшим стекло.

— Это Туллох Сгатхан, — сказала Элспет, и в ее голосе прозвучало удивление. — Я не видела его с тех пор, как была маленькой девочкой.

— Туллох Сгатхан? — спросила Вероника, указывая на соседний стул.

Элспет села, улыбаясь и глядя на тыльную сторону зеркала.

— Хотя я не могу вспомнить, чтобы на нем были все эти ослепительные камни, — сказала Элспет. — Возможно, это не оно.

Она посмотрела на Веронику.

— Оно принадлежало моей бабушке Мэри Туллох.

— Ты не смотришь в зеркало, Элспет. Почему?

— Моя бабушка говорила, что оно показывает женщине, какой путь избрать. Другое дело, захочет ли она этого. Поэтому, думаю, что в известном смысле оно показывает будущее.

— Ты когда-нибудь смотрелась в него?

— Да, однажды, когда была маленькой девочкой. И увидела в нем себя такую, какая я теперь, только старше.

Улыбка Элспет стала шире.

— Со мной было двое малышей. Для меня этого оказалось достаточно.

Вероника положила зеркало на колени стеклом вниз:

— Больше я ничего не могу увидеть.

Элспет потянулась к ней и похлопала ее по колену уморительно покровительственным материнским жестом.

— Но вы сами можете его спросить, ваша милость.

Испуганная и удивленная, Вероника пристально посмотрела на нее:

— Твоя бабушка еще жива?

Элспет кивнула:

— В мое последнее посещение была жива. Если бы она умерла, кто-нибудь из моих братьев или сестер дал бы мне знать. Она очень стара, но еще энергичная и деятельная. Живет в Килмарине возле Перта, где я выросла.

— Я думала, ты из Лоллиброха.