Любовь до гроба - [29]

Некоторое время гости наслаждались угощением, предаваясь светской беседе. Первым о деле заговорил мировой судья:

– Я не вправе раскрывать подробности, поскольку связан словом. Полагаю, тайна инспектора не имеет отношения к этому делу. – Ярослав пригубил чай и довольно прикрыл глаза. Господин Рельский был гурманом, позволяя себе эту небольшую слабость. Но разве это постыдное пристрастие? Ему вновь представилось, как прекрасно София смотрелась бы в Эйвинде, принимая гостей…

– Я полностью доверяю вашим суждениям, – улыбнулась ему София, – а мне удалось вызнать вот что…

И она подробно, стараясь не упустить ни малейших деталей, поведала о результатах своих изысканий.

– Вы молодец! – тепло произнес господин Рельский, когда она замолчала. – Вам удалось узнать немало.

– Благодарю! – Польщенная София разрумянилась. – Но ума не приложу, что теперь делать с этими сведениями…

Господин Рельский ответил:

– Я подумаю… – и продолжил: – Я телеграфировал в столицу, хочу разузнать о Шоровых, они кажутся мне подозрительными.

– Что там подозрительного? – немедля заинтересовался Шеранн, даже привстав с кресла. – Обычная ревнивая курица.

– Шеранн, друг мой, – укоризненно заметил мировой судья, – не будьте так прямолинейны!

– Почему? – чистосердечно удивился дракон. – Вы, люди, любите все усложнять. Приличия, этикет, сложные законы… Все это глупости, шелуха.

– Вот как? – вмешалась София. – Вы полагаете благопристойность ненужной?

– Конечно! – пожал широкими плечами Шеранн. – Правила нужны, но вы сделали из них культ! Зачем отрицать свои порывы и природные потребности?

– Полагаю, различия рас вполне естественны, – вновь, уже в который раз, прервал зарождающийся спор господин Рельский. – Сейчас речь о другом. Итак, я возьму на себя госпожу Шорову, все равно она не станет теперь разговаривать с вами, госпожа Чернова, а также разузнаю об этом семействе и побеседую с господами Щегловым и Лариным. Вам же остаются господин Нергассон, родные покойного Ларгуссона и, конечно, госпожа Дарлассон. Полагаю, Шеранн вряд ли сможет нам в этом помочь.

– Согласна, – кивнула София.

Она с трудом удержалась от продолжения дискуссии с драконом, хотя и понимала ее бесполезность. Как можно считать приличия ненужными?! Ведь лишь они и разум отличают человека от животных! Впрочем, господин Рельский был совершенно прав, пресекая разногласия, поэтому женщина с неохотой проглотила колкие слова и принялась наливать всем по второй чашке чая.

Когда с чаепитием было покончено, напряженное молчание прервала барышня Рельская.

– Сыграйте нам, София! – Елизавета умоляюще сложила на груди пухлые ручки.

Госпожа Чернова взглянула на подругу и подавила вздох: склонность Рельских к вкусной еде и их крепкое телосложние приводили Елизавету в отчаяние, потому барышня то и дело пробовала новые диеты и разные ухищрения. В последнее время она по утрам пила натощак уксус, чтобы уменьшить аппетит и добиться аристократической бледности и изможденности, модных нынче в столице, посему даже не притронулась к угощению. Однако в Бивхейме подобное поведение было не в чести, потому джентльмены посматривали на Елизавету с некоторым недоумением, гадая, куда подевался ее очаровательный сельский румянец и отчего тени легли под безмятежно голубыми глазами.

– Не уверена, прилично ли это… – молодая женщина колебалась, помня о своем трауре.

Ей вообще не пристало появляться в обществе целый год после смерти мужа, а уж тем паче участвовать в легкомысленных развлечениях. Да и по истечении этого срока общество весьма косо посмотрело бы на даму, которая стала бы вести себя, будто незамужняя девица, и стремилась бы прельстить кавалеров своей красотой и живостью. Потому София вела весьма скромный образ жизни, хотя сложно смириться с таким положением дел, когда женщине всего-то двадцать три года.

– София, не будьте такой букой! – Елизавета надула губки, мигом став похожей на фарфоровую куклу – дорогую, наряженную в кружева и муслин, с очаровательным круглым личиком и наивными глазами. Привычка совсем по-кукольному хлопать длинными ресницами делала сходство еще явственнее.

– Действительно, госпожа Чернова, доставьте нам такое удовольствие, – поддержал господин Рельский, улыбаясь. – Вы играете с необыкновенным чувством, и я всегда наслаждаюсь вашим исполнением.

Она чуть покраснела от удовольствия и невольно взглянула в сторону последнего в их маленькой компании.

Шеранн снисходительно усмехался, то ли сомневаясь в музыкальных способностях Софии, то ли потешаясь над ее нерешительностью. Его привычка молча улыбаться и пристально смотреть на нее все больше раздражала госпожу Чернову, под этим огненным взглядом она испытывала неловкость и необоримое смущение. К тому же бледная от природы кожа молодой женщины всегда легко вспыхивала румянцем, безжалостно выдавая чувства, как бы она ни тщилась их утаить. Будто пансионерка, впервые вышедшая в свет! И, без сомнений, дракону ее растерянность доставляла особое удовольствие.

Госпожа Чернова вздернула подбородок и согласилась – в пику Шеранну. Она откинула крышку прекрасного фортепиано, стоящего в углу гостиной (в Чернов-парке не имелось отдельной музыкальной комнаты), ласково погладила полированное дерево. Молодая женщина вспомнила мужа, который подарил ей этот инструмент на годовщину свадьбы. Господин Чернов так любил вечерами устраиваться у камина и, прикрыв глаза, слушать игру жены…