Люблю твои воспоминания - [29]

— Доброе утро, дорогая, — говорит он и наступает на правую ногу, чтобы поцеловать меня в лоб.

Сегодня необычный день: первый раз за много лет кто-то готовит для меня завтрак. И у папы день нерядовой: первый раз за много лет ему есть для кого готовить завтрак. Неожиданно пение, шум, громыхание кастрюль и сковородок перестают меня раздражать. Папа пребывает в радостном возбуждении.

— Я делаю вафли! — говорит он с американским акцентом.

— О, очень мило.

— Так говорил осел, да?

— Какой осел?

— Тот… — Он перестает мешать в сковородке и закрывает глаза, напрягая память. — История про зеленого человека.

— Невероятный Халк?

— Нет.

— Ну, я не знаю никаких других историй про зеленых людей.

— Знаешь, эту ты знаешь…

— Злая ведьма с запада?

— Нет! В этой нет осла! Вспомни истории, в которых есть осел.

— Это библейская история?

— А в Библии что, говорится про ослов, Грейси? Разве Иисус ел вафли, как ты думаешь? Господи, мы все перепутали: это вафли он разламывал за ужином, чтобы разделить их с парнями, а вовсе не хлеб!

— Меня зовут Джойс.

— Я не помню, чтобы Иисус ел вафли, но я обязательно спрошу об этом в клубе по понедельникам. Может быть, я всю жизнь читал не ту Библию. — И он смеется над своей шуткой.

Я смотрю через его плечо:

— Папа, да разве ты делаешь вафли? Он раздраженно вздыхает:

— Что я, осел? По-твоему, я похож на осла? Ослы делают вафли, а я делаю отличную яичницу с сосисками.

Я смотрю, как он протыкает сосиски со всех сторон, чтобы они одинаково прожарились, и заявляю:

— Я тоже буду сосиски.

— Но ты же одна из этих вегетарианистов.

— Вегетарианцев. И уже нет.

— То есть как — нет? Ты же была ею с пятнадцати лет, после того как увидела ту передачу про тюленей. Завтра я проснусь, и ты скажешь мне, что ты мужчина. И такое как-то видел по телику. Женщина такого же возраста, что и ты, привела своего мужа на студию в прямой эфир, чтобы сказать ему перед всеми зрителями, что она решила, что хочет стать…

Чувствуя, как во мне поднимается волна раздражения, я выпаливаю:

— Маминой фотографии нет на столике в прихожей.

Папа замирает — это признание вины. Я сержусь еще пуще, как будто до этого верила, что в дом проник таинственный полуночный двигатель фотографий и сделал свое грязное дело. Я бы, наверное, предпочла этот вариант.

— Почему? — Вот все, что я спрашиваю.

Он, продолжая изображать бурную деятельность, теперь гремит тарелками и приборами.

— Что почему? Почему ты так ходишь, вот что я хотел бы знать! — Папа с удивлением наблюдает за моими передвижениями.

— Не знаю, — огрызаюсь я и хромаю через всю кухню, чтобы сесть за стол. — Может, это наша фамильная черта?

— Хо-хо-хо, — ухает папа и смотрит на потолок. — У нас тут кто-то встал не с той ноги, босс. Будь хорошей девочкой и накрой на стол.

Он напоминает мне о прошлом, и я не могу сдержать улыбки. Так что я накрываю на стол, а папа готовит завтрак, и мы оба хромаем по кухне, делая вид, что все так, как было раньше и как будет всегда. Мир без конца.

Глава тринадцатая

— Папа, какие у тебя планы на сегодня? Ты занят? Вилка, на которую нанизаны сосиска, яичница, бекон, пудинг, грибы и помидор, замирает на пути в папин открытый рот. Удивленные глаза презрительно смотрят на меня из-под густых лохматых броней.

— Какие планы, говоришь? Что ж, посмотрим, Грейси, какое у меня сегодня расписание событий на день. Я подумывал над тем, чтобы после того, как минут примерно через пятнадцать я доем яичницу, выпить еще чашку чая. Пока буду пить чай, возможно, сяду вон на тот стул или, может быть, на стул, который сейчас занимаешь ты, точное место значится в моем расписании как «выбранное по обстоятельствам». Потом я посмотрю ответы на вчерашний кроссворд — мне интересно, что мы угадали, а что нет, — и узнаю ответы на те, что не смог решить вчера. Затем поиграю в судоку и в слова. Сегодня надо найти мореходные слова. Навигация, морской, парусный спорт — да, я смогу это сделать, я уже вижу «лодочный спорт» в первой строчке. Потом вырежу из газеты купоны, и это займет все мое утро, Грейси. Разве что успею выпить еще чашечку чая, а там уж начнутся мои передачи. Если хочешь назначить со мной встречу, поговори с Мэгги. — Тут он засовывает еду в рот, и кусок яичницы оказывается на подбородке. Он этого не замечает. Я смеюсь:

— Кто такая Мэгги?

Он проглатывает еду и улыбается, удивляясь самому себе:

— Даже не знаю, почему сказал это. — Напряженно думает и тоже смеется: — Знал я одного парня в графстве Каван, это было лет шестьдесят назад, его звали Брендан Брэйди. О чем бы мы ни пытались условиться, он говорил, — папа понижает голос: — «Поговорите с Мэгги», как будто был очень важной шишкой. А она была то ли его жена, то ли секретарша!..

«Поговорите с Мэгги», — повторяет он. — Может, так звали его мамашу? — Папа с улыбкой крутит головой и продолжает есть.

— То есть, судя по твоему расписанию, ты делаешь практически то же самое, что и вчера.

— О нет, совсем не то же самое. — Он пролистывает телепрограмму и тычет жирным пальцем в сегодняшний день.

Смотрит на часы, скользит пальцем по странице вниз. Берет маркер и отмечает еще одну передачу. — Сегодня «Больница для животных» вместо «Антиквариата под носом». Совсем, совсем не то же самое, что вчера, так-то вот. Сегодня будут собачки и кролики вместо поддельных чайников Бетти. Вдруг она попытается продать за несколько шиллингов принадлежащую ее семье собаку? Может быть, тебе все же придется надеть то бикини, Бетти! — Облизывая уголки губ, он продолжает рисовать закорючки вокруг отмеченных передач так сосредоточенно и старательно, словно украшает рукопись миниатюрами.