Любить кого-то? - [73]

Я онемела. Меня отвели туда, вокруг копошились репортеры, готовые наброситься на меня со своими дурацкими вопросами:

- Мисс Слик, мисс Слик, что Вы можете сказать о происшедшем? Что Вы собираетесь делать? Что происходит? Кто, что, где?...

- Ничего не знаю, - отвечала я. - Я еще не видела, что произошло.

Хвост из фотографов вился за мной, когда я пошла к воротам выяснять, что осталось от нашего со Скипом дома, где мы прожили семнадцать лет. Внутри меня были холод и пустота, как будто я видела стервятников, слетевшихся к умирающему другу. Мой любимый дом, моя защита; всего пару часов назад он был полон знакомых вещей и воспоминаний, теперь все это превратилось в пепел...

К счастью, при всем моем унынии, я нашла в себе силы собраться и принялась за работу. Нужно было понять, что же случилось, вне зависимости от того, как это выглядело.

Дом почти полностью уничтожен, но где две кошки? Кто-то видел, как они убегали в лес. Хорошо. Еноты никогда не показываются до темноты, так что с ними тоже все в порядке. Я почувствовала облегчение, поняв, что животные не пострадали. Теперь можно было перейти к унылому занятию - рыться в пепле в поисках уцелевшего.

Я сняла номер в гостинице Ховарда Джонсона в Сосалито и, усевшись в кресло, смотрела, как горит мой дом в вечерних новостях. Я пыталась добраться до Скипа - в гостинице мне сказали, что он куда-то уехал. Я позвонила в Лос-Анджелес, пытаясь найти Чайну, но она, узнав новости, уже летела ко мне. Наконец, кто-то добрался до Скипа (не знаю, кто), но, когда он приехал, часов через шесть или семь, я уже не держалась на ногах от выпитого красного вина и была зла, как черт, что его никогда нет на месте, когда он нужен. Я обвиняла его в своем одиночестве, хотя виновата была сама.

Чайна и несколько ее друзей приехали, чтобы посидеть со мной, в каком бы состоянии я ни находилась. Мне было стыдно, что они видели, как моя обида превращается в злобу на Скипа. Ему-то уже приходилось наблюдать Грейс в бесцельной ярости. На следующее утро я слегка успокоилась, но, раз уж Скип все равно не был со мной духовно, я решила, что пришло время расстаться.

Страховая компания предоставила нам на выбор несколько домов для временного проживания, пока будет восстановлен старый дом или мы купим новый. Маленький коттедж, который мы выбрали, был красивым, но, поскольку наш брак подошел к концу, а дом сгорел, было трудно радоваться этому временному дому в Тибуроне, стоявшему в самом конце Енотовой аллеи, на холме, с которого были видны все окрестности Сан-Франциско.

Самое смешное, что позднее мы узнали, что пожар начался из-за халатности рабочих, устанавливавших знак "Осторожно, огнеопасно!" Почему-то они забыли посмотреть, куда летят искры от сварочного аппарата... К счастью, мы получили достаточно большую компенсацию, чтобы купить два дома, в Пенсильвании и Лос-Анджелесе.

И тут в ситуацию вмешалась еще одна стихия - страсть. Она появилась в виде Лена Кадлера, моего приятеля из Сан-Франциско, с которым мы не виделись с восемнадцатилетнего возраста. Лен жил в Южной Америке, мы иногда переписывались. "Иногда" переросло в "регулярно" после того, как распался мой брак, а он через двадцать лет совместной жизни ушел от своей гражданской жены. Нам обоим нужен был уют, и мы наивно полагали, что можем помочь друг другу.

Лен ушел от своей жены по вполне тривиальной причине: он нашел у нее в аптечке крем от герпеса. У него герпеса не было, где же она могла его подхватить? Он сорвался, сел в самолет, не взяв с собой ничего, кроме чековой книжки и паспорта, и через двадцать четыре часа был в Сан-Франциско. Игра началась.

К тому времени, как объявился Лен, мы со Скипом официально развелись; я осталась в доме на Енотовой улице, а Скип снял небольшую квартирку в Милл-Вэлли. Не было никаких шансов на восстановление дома или брака, поэтому я обрадовалась приезду Лена. Но прошло всего несколько месяцев, и я осознала, что его проблемы не ограничивались неверностью жены.

Мы вместе побывали в Беркли, где он учился, съездили посмотреть на розовый сад, который он любил в детстве, посетили несколько ресторанчиков, памятных ему по старым временам, а потом забрались на старый пирс в районе Рыбачьей верфи, сорвали одежду и развлекались до утра. Лен говорил, что чувствует себя Рипом ван Винклем, проснувшимся после долгого сна, который нашел-таки старого друга, узнавшего его.

Катались ли мы по побережью, ходили ли за покупками в Монтерее или гуляли в лесу - его энтузиазм был неподражаем. Я купила Лену компьютер, подключила синтезатор, и он целыми днями просиживал в своей комнате, сочиняя красивейшую инструментальную музыку... А его ум - он бы кладезем информации, мог говорить на любые темы, разобраться в любом вопросе... Только собственной психической болезни не мог осознать.

Это случилось в начале 1994 года. Днем мы погуляли по пустынному пляжу, затем поехали в бар "Дом на утесе" поужинать, выпить (в чем слегка переусердствовали) и потрепаться с замечательным барменом по имени Медведь. Вернувшись в Тибурон, мы решили немного потренироваться в стрельбе по пустым бутылкам, выстроив их в ряд на заднем дворе. Через некоторое время я решила, что пора прекращать стрельбу - соседи вполне могли вызвать полицию. Но Лен хотел продолжить веселье. Я мешала ему, и он начал кричать: "Ты все время делаешь только то, что хочешь, тебе наплевать, чего хотят другие! Думаешь, если тебя все знают, так можно на всех плевать?"