Любить кого-то? - [3]

люди, которые знают, что возможно видеть и дальше своего носа. Они знают, что совершенно не обязательно идти на компромисс, быть, как все.

2. Я люблю Лос-Анджелес

"Если я не получала отличных оценок, мама шлепала меня по попе не меньше десяти раз деревянной ручкой расчески. Мы тогда носили столько нижних юбок под платьями, что удары не были столь сильны, как она думала. Я пыталась не смеяться, когда она расходилась так, что шпильки летели у нее из волос во все стороны, разрушая здоровенную пончикообразную прическу, которая была тогда в моде. Сидя в кресле в своем бархатном платье, работая над моей задницей и ругая меня, она выглядела так, будто это ее наказывают".

Это не я говорю, это мамины слова. Для бабушки общественное мнение было всем, и мама чувствовала тяжесть ее викторианского характера. В мое время необходимость соглашаться уже не навязывалась; обычно она только подразумевалась. Бог знает, до чего могла дойти моя прабабушка, добиваясь абсолютной дисциплины, бабушка никогда об этом не говорила. Истории, которые она мне рассказывала, были красивой ложью о фантастических приключениях, происходивших с ней, когда она была маленькой.

Я звала мою бабушку Леди Сью, но не как показатель некоего благородства. Это была элементарная логика: я любила прозвища, она была дамой и ее звали Сью. Леди Сью обычно сидела в большом кресле под окном в моей спальне и шила мне костюмы, потому что знала, что мой мир густо населяют разноцветные персонажи детских книжек: Робин Гуд, Алиса в Стране чудес, Белоснежка, Питер Пэн и некоторые герои мультиков, типа Реда Райдера, Принца Валианта или М'лыша Абнера. Я превращалась в этих людей мужчин или женщин - неважно. Накинь костюм - и двадцатый век исчезает. Переместиться в прошлое, сменить пол, акцент, возраст - нет проблем.

Я сидела возле бабушки, мы обе без труда помещались в большом кресле. Ее руки быстро орудовали иголкой с ниткой, она начинала говорить, не поднимая головы от работы, а когда история заканчивалась, появлялся и костюм для нее.

Прекрасно.

Как-то она шила мне коротенькую юбочку для катания на коньках и рассказывала: "Когда я была в твоем возрасте, я попросилась солисткой в ледовый балет. Представляешь, я могу скользить по льду так быстро, что видно только мелькающий размытый образ, пересекающий каток. Чтобы украсить мое представление, я прикрепила на концы полозьев маленькие электрические лампочки. Зрители увидели только радугу цветов, летящую со скоростью 50 миль в час вокруг затемненной арены".

Конечно, когда она была маленькой, никаких электрических лампочек быть не могло. Моя опередившая время бабушка... Мы с ней обе знали, что она придумывает все эти истории, но вместе входили в другие миры со смешной убежденностью. Мама время от времени заходила в комнату и улыбалась, видя двух детей, заплутавших в собственных фантазиях. Она не могла к нам присоединиться - это был очень маленький клуб, и она была слишком прагматична для того, чтобы быть в него принятой.

Моя мать, Вирджиния, была женщиной двадцатого века, современной, умной и элегантной. Ее кредо было "прямо сейчас". Без возвратов к прошлому, но и без научной фантастики. При этом она не была скучной. Она по-своему "наряжалась", и умела это делать настолько хорошо, что я иногда считала ее персоной несколько возвышенной, из другой жизни.

В начале 30-х годов моя мать снималась в Голливуде, была дублершей Мэрион Дэвис (любовницы газетного магната Уильяма Рэндольфа Херста). Еще она пела в оркестре в ночных клубах, выступала в старом театре "Пантаж" на бульваре Сансет. Но когда пришло время стать женой молодого служащего инвестиционного банка, все эти первобытные развлечения прекратились. Может быть, если бы она пошла путем Бетти Грэйбл, меня бы вообще здесь не было. Она была бы уже пятый раз замужем, а я, ее несчастная дочь, писала бы о ней пошлую книжонку.

Мои родители закончили Вашингтонский университет. Вскоре после свадьбы отца перевели из Сан-Франциско в чикагский офис инвестиционной компании "Weeden & Co". 30 октября 1939 в 7:47 утра в чикагской Больнице Надежды Вирджиния Уинг родила Грейс Барнетт Уинг. Ну, не совсем. Я не знаю ни точного времени своего рождения, ни названия больницы, потому что их не было в моем свидетельстве о рождении. Тогда все эти архивисты не были столь дотошными, как сейчас, все время что-то упускали, поэтому я всегда все записываю, не полагаясь на память.

После того, как мою мать накачали огромным количеством легальных наркотиков, хотя роды прошли без осложнений (тогда нормальное рождение ребенка без этого не мыслили), они с моим отцом, Айвеном, привезли первенца в дом по адресу: 1731, Райс-стрит, Хайленд Парк, Иллинойс. (Вот это есть на моем свидетельстве о рождении.) Мы жили в старом доме, обшитом темным тесом, окруженном деревьями, цветами, сурками и птицами. Мои папа и мама были "типичными американскими родителями", как показывают по телевизору, их трудно было заподозрить в вольнодумстве, которое вскоре поперло из их пухлой белобрысой дочери. Да-да, я была блондинкой с рождения и оставалась ей до полового созревания.