Любить и убивать - [17]

— Вот уж сентиментальная дура! Ведь с Ксюшей ничего плохого случиться не может. Да, Георгий?

— Надеюсь, — с готовностью подтвердил он, не зная, как опять перейти к вопросам.

— Я в порядке. — Люба решила эту проблему за него: — Задавайте вопросы.

— Кто ее лучшая подруга?

— Я, — без колебаний ответила Люба.

— Что ж тогда целую неделю не встречались, не перезванивались?

— Сессия, — всего одним словом объяснила она.

— Я первому позвонил Ивану Ряузову и по неосторожности рассказал ему, что Ксения исчезла. А он не того человечек, а?

— Полное говно, — с большевистской прямотой оценила Ванюшу добрая Люба.

— Значит, трепаться начнет, — подосадовал Сырцов.

— Пусть попробует! Я ему голову вмиг откручу!

— Тогда пусть лучше не пробует.

— Будьте покойны, сегодня же займусь этим. Не попробует, — тоном комиссара из «Оптимистической трагедии» объявила она. А когда Сырцов недоверчиво хмыкнул, взорвалась: — Вы что, мне не верите, да? Хотите, кое-что расскажу? — И, не ожидая его согласия, приступила: — Этот хорошенький подонок в свое время всех десятиклассниц в округе перетрахал…

— И Ксению? — не сдержался Сырцов.

— Всех, кроме Ксении, — ответила Люба.

— А вас?

Она посмотрела на него с недоброй долей недоумения, но не возмутилась. Свободно ответила:

— И меня, — и, как ни в чем не бывало, продолжила рассказ: — Прилипчивый был, ласковый такой гаденыш, да и старше нас был на три года. Ну, трахнул и трахнул, от нас не убудет. Разбежались и забыли, как о дурном сне. Так нет. Этот говнюк на каждом перекрестке хвастался своими сексуальными подвигами. Однажды (кстати, это на даче Ксюшкиного деда было) я случайно подслушала, как эта скотина своими победами перед мальчишками хвастается. И что самое отвратительное, имена называет. Ну, я, естественно, тут же посетила сей мальчишник. Он примолк, но я-то пасть раскрыла и с ходу: «Разговоров, разговоров у тебя, Ванюша! А член-то вот такой!» И на пальце показала какой. — Она и сейчас показала размер — в одну фалангу указательного пальца. — С тех пор он и заткнулся. Потому что как только начинал рассказывать что-нибудь этакое, так сразу же от мальчишек получал в ответ: «Разговоров, разговоров-то!» Он боится меня смертельно.

Рассказ доставил Сырцову истинное удовольствие. Он затяжно кис со смеху. Она ждала, когда он отсмеется и продолжит задавать вопросы.

— Вы — страшный человек, Люба, — вытерев глаза возвращенным платком, понял Сырцов. И тут же к делу: — Вы что-то про дачу, про деда говорили. Разве у Ксении дед жив?

— И еще как! — заверила Люба. — Замечательно бодрый динозавр, Дмитрий Федорович..

— Не понял.

— Из бывших супербугров. Член Политбюро последнего созыва. Ксюшка его любит и жалеет. Вот, пожалуй, второй ее дружок настоящий.

— Разве с динозавром дружить можно?

— Очень даже можно. Она к нему хорошо, даже нежно относится. Как в деревне русские бабы к юродивому. Беседы беседует с ним, его рассказы слушает, при случае и советуется, чтобы потом поступить строго наоборот.

— Он на даче постоянно живет?

— Безвылазно. Круглый год.

— Вы, случаем, адресок не помните?

— Точно не помню. Это километров тридцать по Дмитровскому шоссе. Потом, когда в машину сядем, я вам планчик нарисую. По нему найдете без труда.

— Спасибо. — Сырцов слегка призадумался.

— Георгий, а вы Ксюшу за деньги ищете? — как всегда неудобно спросила она.

— И за деньги тоже, — ответил он, вспомнив, что конверт с баксами забыл на письменном столе Ксении. Забыл или демонстративно, как мелкий гордец, оставил. Сам еще не разобрался.

— Вы ответили так, что я поняла: деньги для вас нечто второстепенное. А первостепенное?

— Сам не знаю, — почему-то с этой безудержно откровенной соплячкой и самому хотелось быть откровенным до конца. — Если все холодным рассудком измерить, то дело это мне как рыбе зонтик. Я и отказался поначалу. А потом сдался.

— Почему? Вы ведь тогда ничего не знали про Ксюшку.

— Вот как раз поэтому и согласился. Узнавал же все постепенно: материнские рассказы слушал, фотографию увидел и потихоньку так, незаметно для себя жалеть их стал, и мать и дочь. Ну, и еще некоторые привходящие обстоятельства.

— Какие?

— Не скажу.

— Не ваш секрет, — правильно поняла она. — Ясно. Георгий, миленький, вы еще минуток десять можете подождать? Ужасно хочется немного на солнышке позагорать, мордой лица позагорать. Десять минут, а затем отвезете меня и помчитесь по своим сыщицким делам. Договорились, да?

— Десять минут. Не более, — сурово согласился Сырцов. Ему бы уже по Дмитровскому шоссе мчаться на переговоры к весьма перспективному деду, а он, поддавшись дамским капризам, покорно ожидает, пока ему позволят сесть за баранку.

— Она полулежала на деревянной скамье-диване, откинув голову с закрытыми глазами и разметав руки по закругляющемуся сиденью. Не поза, нет. Полная расслабка, идущая от ощущения свободы, как естественной необходимости для осуществления себя в этой жизни. Именно такой свободы не хватало сыщику Сырцову.

Он, не таясь, рассмотрел ее всю: и упругие крутые бёдра под пестреньким трикотажем, и голый, плоский и нежный живот с милым аккуратным пупком, и груди без лифчика, уменьшившиеся от разворота рук, и круглую шею, и влажные завитки коротких волос на этой шее, и веснушки на красивых руках, и капельки пота на короткой и слегка приподнятой верхней губе — признак томного сна под июльским солнцем.