Любить и помнить - [11]

Джеймс и Слэйд были неразлучны, как близнецы. Когда подрос Эдвард, он тоже начал увязываться за ними во всех их путешествиях. Неразлучность братьев казалась странной, учитывая разницу характеров — Джеймс излучал мягкость и дружелюбие, Слэйд был угрюм и вспыльчив. Все же у них была общая черта — тяга к озорным проделкам; хотя и здесь Джеймс отличался тем, что всегда знал границы допустимого и часто одергивал брата, когда тот позволял себе лишнее.

У Джеймса было очень доброе сердце, и он порой брал на себя вину за шалости Слэйда, но ему никто не верил. В конце концов причиной любой неприятности в доме начали непременно объявлять Слэйда, что тот считал крайне несправедливым, хотя в действительности именно ему принадлежало авторство большинства проделок и именно он был заводилой в их дружной компании.

Сейчас, оглядываясь назад на свои мальчишеские годы, Слэйд мог понять причину своего былого неуемного озорства. Ему отчаянно не хватало внимания окружающих. А внимание ему оказывали лишь тогда, когда он причинял взрослым какие-нибудь неприятности.

Ему до сих пор было тяжело вспоминать тот день, когда Дженна Доил виновным в своей беременности объявила его, а не Эдварда, хотя тот признал, что ребенок должен был быть от него. Но Эдварду было всего двенадцать, и ему никто не поверил. И уж конечно, абсолютно ни у кого не возникло и мысли, что виновным может оказаться Джеймс. Хотя Слэйд вообще до этого дня не касался женщины, наказан был именно он. Сразу после этого он и решил покинуть дом.

В каждый удар плетью Рик вкладывал полную силу.

Слэйд выдержал экзекуцию молча. Эдвард пытался помешать отцу — и был заперт в своей комнате. Боль не дала тогда Слэйду понять, что выкрикивал, работая плеткой, Рик.

Только потом он сообразил, что Рик проклинал мать Слэйда, шлюху, которая породила блудливого сына. Тут Рик был несправедлив — сын и мать походили друг на друга только лишь внешне.

Лишь несколько лет спустя Слэйд догадался, что незаслуженная порка была не причиной, а только побудительным толчком отъезда, вызванного тем, что свою борьбу за внимание отца он проиграл. Рик не стал отговаривать его покинуть дом и разрешил сыну отправиться, куда ему заблагорассудится.

Остаться просил его один только Джеймс. Вспоминая об этом, Слэйд словно снова видел конюшню, слышал его тревожный голос и тихие всхлипывания Эдварда:

— Ты не можешь уехать. Отец этого совсем не хочет.

— Хочет. У меня на спине шесть шрамов от его кнута. Он хочет этого, — с ненавистью ответил тогда Слэйд.

— Я сейчас приведу Джоджо, — с волнением в голосе продолжал настаивать Джеймс. «Джоджо» они называли Жозефину, к которой относились как к матери. — Она плачет на кухне.

Слэйд и сам был готов разрыдаться. Джоджо была единственным человеком, которому он не был безразличен. Но если уж он решил расстаться, то это следовало делать решительно и быстро.

— Попроси ее не плакать.

— Останься, — снова попросил Джеймс, сжимая рукой плечо Эдварда. — Это не твоя вина. Ты сказал правду.

— Слэйд уезжает из-за меня! — воскликнул Эдвард. — Отец должен был выпороть меня, а не Слэйда!

— Это так, — подтвердил Джеймс. — Слэйд, забудь обо всем. Не уезжай. Я сейчас вернусь с Джоджо. Она смажет твои раны. — В его голосе звучало отчаяние.

— Нет. Она будет плакать еще больше. — Слэйд взял под уздцы чалую лошадь и повел ее из стойла. Рик, по всей видимости, разъярится, узнав, что непокорный сын забрал его любимого скакуна.

Схватив Слэйда за руку, Джеймс повернул его к себе.

— Ты не можешь уехать! Не можешь! Не можешь!

— Могу, — выдавил Слэйд, отводя глаза от Эдварда, у которого слезы лились в три ручья.

— Я приведу отца, — в отчаянии воскликнул Джеймс.

— Только посмей! — пригрозил Слэйд, хотя в глубине души он больше всего хотел, чтобы Джеймс его не послушал.

Внезапно откуда-то из тени появился Рик.

— Ну конечно, он так похож на свою мать. Когда она захотела покинуть этот дом, ничто было не в силах ее остановить. Если он действительно хочет этого, не стоит его удерживать.

После таких слов Слэйду оставалось только вскочить на лошадь. Джеймс попытался схватить его за ногу, но Слэйд с силой толкнул брата, жалея, что этот удар направлен не на отца.

— Пожалуйста, не уезжай, — продолжал умолять и Эдвард. — Прости меня. Пожалуйста, не уезжай.

Слэйд подумал, что остался бы, если бы эти слова произнес отец. Но мольбам брата он не внял. С каменным лицом он выехал из ворот, а позднее, оставшись у костра в компании ветра и ночного тумана, разрыдался, как ребенок. Это был последний раз, когда у него на глазах появились слезы.

Получив письмо Эдварда о гибели брата, Слэйд долго не мог опомниться. Даже сейчас, месяц спустя, он не мог вспомнить, как садился в поезд в Сан-Франциско. Его разум по-прежнему не смирился с тем, что Джеймса больше нет на свете. Другие люди могут умереть — но не его старший брат.

Когда Слэйд появился в Мирамаре, весь дом пребывал в трауре. Рик на протяжении уже нескольких дней неподвижно сидел в своем кабинете. Когда Слэйд увидел отца, то поразился странной неестественности его движений и мертвенной бледности лица. Похоже, Рик вообще не заметил возвращения сына после двухгодичного отсутствия. Но Слэйда это нисколько не задело — он даже старался как мог успокоить отца; однако Рик оставался сух и неприступен. Скоро он поразил Слэйда своей идеей женить его на Элизабет, из чего следовало, что отец хочет использовать его в своих целях.