Любимов [заметки]

1

Это было 1 мая 1958 г.

2

Семь бед — один ответ.

3

Господи, благослови!

4

Испещренный мелкими письменами.

5

От этого часто бывают кровоизлияния в мозг.

6

Это был тот Марьямов, у которого в борьбе с суевериями отсохла одна рука.

7

Это была та корова, которая имела привычку с заднего хода проникать на площадь и незаметно пастись.

8

Вот он, оказывается, для чего с утра нарядился.

9

Я стоял в толпе, шагах в двадцати от Лени и, когда подбежал к нему по мановению пальца и взялся руками за узел с револьверной мелочью, то почувствовал как бы легкое электрическое сотрясение. И в тот же миг у меня в мозгу прозвучал внутренний голос. «Брось этот узел в реку!», что и было исполнено в присутствии старшины Михайлова, который и теперь может подтвердить мою полную тогда душевную независимость.

10

Стихотворение «Памятник» А. С. Пушкина. Обработка наша.

11

История потом показала мою прозорливость.

12

Крепкие спиртные напитки, я полагаю, даже тогда будут регулироваться с помощью государства.

13

Плохо он рассчитал.

14

Слабо он догадывался.

15

А вы поменьше рассуждайте и пишите, как было дело.

16

Пишите, пишите дальше, я нажимаю кнопку!

17

Не вижу тут никакой заботы.

18

Ничего он не понимал.

19

А может быть — с потолка?

20

21

При этих словах я почувствовал, как перо будто дернулось в моей руке, но я его удержал и продолжал гнуть свою линию.

22

Областной центр находится в ста километрах от Любимова на скрещении Энской железной дороги с Энским шоссе.

23

А на весеннюю тягу он давно собирался съездить, да вот опять не привелось!

24

Diable! — воскликнул мысленно подполковник при этом намеке на его дворянских предков и близкое знакомство с французским языком. — Опять осечка! Опять эта лысая черепаха обскакала меня на два дуплета. А я-то думал его подсечь известием о попустительстве Тищенко. Его ведь ставленник, черепаший питомец, провалившийся секретарь. Снял с себя полномочия и выдал ключи от города. Тихомиров — Тищенко — товарищ О. — о! какая цепь заговора! какая охота началась бы в старое доброе время с подсадными утками, helas!

25

Придется Марьямову влепить строгий выговор за проявленное ротозейство, — подумал подполковник Алмазов. — Сам виноват, прошляпил заговор, а lа querre comme a la querrе.

26

Еще бы! за нашим народом нужен глаз да глаз.

27

Враки! Не было этого! Я сам не захотел. И потом — почему обо мне, на моем же месте говорится неуважительно — «он»? Разве я не человек?

28

С тех пор я пью только пиво.

29

А ведь мог бы, кажись, не делать этого шага и получить от нее даром какие угодно услуги!

30

Не ведали, не подозревали начальники, что в радиусе тридцати километров опоясан город Любимов электросигнализацией. Стоило незваным гостям переступить границу, и в штабе у Леонида Ивановича зажигались лампочки и звонил звонок, и тотчас Главнокомандующий на своем посту излучал волевую энергию в назначенный квадрат, отклоняя глаза гостей от прямого курса. Город погружался в невидимое состояние. Но покуда не протянули сигнальный шнур по болоту, два лазутчика успели-таки прошмыгнуть в городскую зону. С двух сторон вкрались они в Любимов и, никем не опознанные, до времени затаились...

31

Городские дамы сгорали от любопытства, силясь разузнать, насколько это чувствительно — жить с гением.

32

Не знал тогда Тихомиров, что два неучтенных винтика, или, вернее сказать, две залетные птички расхаживают по городу и ко всему принюхиваются. На десятую ночь после разгрома Алмазовской экспедиции втерлись они в Любимов с двух сторон и растворились во мраке. Один из них был знаменитый сыщик-универсал Виталий Кочетов, спущенный к нам из Москвы распоряжением свыше. Второй оказался персоной другого ранга... Однако не вернее ли будет, если он сам вынырнет на поверхность и появится в дверях штаба?..

33

Тем временем столичный сыщик-универсал Виталий Кочетов, в дореволюционных лаптях и в онучах, какие нынче носят у нас лишь оторванные от жизни тунеядцы, шел по соседней улице, то и дело припадая на правую ступню. Гиперболическая фуражка, затенявшая лицо разведчика, служила ему антенной, а прихрамывал он для того, чтобы по ходу пьесы посылать пяткой в эфир секретные донесения. Мы не станем оглашать позывные его передатчика и всю вибрацию изобразим обыкновенными буквами:

«Передаёт Виталий Кочетов. По моим данным диктатор Тихомиров располагает сильнейшим оружием психического образца. Седьмые сутки я нахожусь на подпольном положении и почти не ем, не сплю и стараюсь, как мне советовали, поменьше думать о сексе, чтобы не поддаться окружающей идейной деградации. Мать твою за ногу! Снова выбоина посреди дороги! Эти ревизионисты успели заминировать пути сообщения. Бей пархатых, спасай Россию! Виноват. Я опять оступился на правый лапоть. Когда мое донесение пойдет на визу к начальству, прошу исправить мелкие стилевые шероховатости, извинительные в полевых условиях. Дополнительно сообщаю: город имеет свойство периодически исчезать из глаз внешнего мира. Способ маскировки пока не ясен. Точное расположение может быть обнаружено с помощью авиации. Целесообразен вылет тяжелых бомбардировщиков дальнего действия. Операцию отложите до моего прибытия. Запеленгуйте меня. Спеленайте меня и лечите, если я вернусь отсюда немного не таким. Вижу пацана. Иду на сближение. Передачу кончаю. Шлю фронтовой привет любимой жене Кате и товарищу по работе Анатолию Софронову».

34

Ахнул за драпировкой и сыщик Виталий Кочетов, созерцавший эту сцену в потайное отверстие...

35

Что ты делаешь? — сверкнул у него в уме трепетный, точно зарница, и такой же отдаленный вопрос. Сверкнул и погас. Леонид Иванович прошелся по вечереющему кабинету, собираясь с мыслями. — Нет! — подумал он так решительно, как если бы с кем-то спорил. — Прочь сомнения! Я не могу, не имею права, спасая человечество, исправляя его искривленную психику, оставить без внимания мою одинокую мать, попавшую в тиски суеверий. Нелегко нам, конечно. Трудно, товарищ. Но уж крушить — так крушить! спасать — так спасать!

36

При этом возгласе Виталий Кочетов, сидевший в разведке, стремительно зажал рот фуражкой, чтобы нечаянным ответом не выдать свое убежище. Спустя минуту, однако, выглянув из-за шторы, он с удивлением обнаружил, что Тихомиров, будто фантом, маячит в отдалении и тщательно, как слепой, перебирает воздух, где плавала обыкновенная вечерняя мгла...

37

Сыщик Виталий Кочетов с перепугу не мог разобрать, кто ведет перебранку в глубине резиденции, и сперва ему представлялось, что это Тихомиров с самим собой разговаривает на разные голоса. Казалось, он ворожил на смесях темного воздуха, последних закатных отблесков и ранней лунной изморози, которая там и сям выпала по кабинету, усугубляя невнятицу этой сумрачной обстановки. Денежная пестрядь, облепившая стены, весело завозилась. Китайские богдыханы, навострив шустрые мордочки, проказливо перемигивались и одобрительно шелестели замусоленными бороденками - должно быть, в знак солидарности с косоглазым владельцем, который все пуще кружился и бесновался, подбадривая себя крепкими окриками. Вообразим ужас разведчика, когда, напрягая уши, он уловил речь, касавшуюся его заточения посреди разгневанной сволочи, и взвихренная занавеска с налету вцепилась ему в космы... — Сгинь! Сгинь! Пропади! — раздался приглушенный, точно с того света, возглас Тихомирова, и, безотчетно повинуясь ему, сыщик Виталий Кочетов кубарем скатился по водосточной трубе...

38

А добывать керосин из подсолнечного масла мы тогда еще не научились.

39

Обычно Леонид Иванович не разрешал мне при нем курить.

40

Редакция 28 июня 1989 г.

41

...а здесь, внизу, — поверженного, лежащего на спине человека.

42

...вниз, прямо в лицо, не спускающее напряженного взгляда...

43

...что под ним располагаются не городские строения с искаженным от страха лицом, а глухие лесные угодья, кое-где пропотевшие болотцами и овражками. Это в предсмертном отчаянии Леня напружинил зрачки и метнул их...

44

...ему в очи, которые, как стволы гигантских лиственниц, поднялись...

45

...сама земля, усаженная дрекольем, всколыхнулась и враскорячку, в изуверстве, пошла напролом,

навстречу...

46

...крича ему снизу...

47

Своевременно изъятые, эти книги по недосмотру завалялись под шкафом в публичной библиотеке.