Любимец зрителей - [81]

Красиво, а? Какой фильм! Ясное дело, на съемки мы поедем не в Риф… А в пески Эрменонвиля, что тоже весьма эффектно. Мы также изменим имена. Мне очень нравится это звучное имя – Бурназель. Но мы не вправе распоряжаться славой национального героя по своему усмотрению. На сей счет Медье очень щепетилен.

– Согласен, – допускает Сильвен. – Идея интересная. Но это всего лишь идея. А не сюжет.

– Да-а! Тут ты просто припер меня к стенке. Потому что жизнь Бурназеля – прямая линия. Ни малейшего отклонения, ни малейшей шалости. Он был не из тех молодцов, которые живут в свое удовольствие. Так что нам придется додумывать. Но у меня как раз есть еще одна идея. Может, ты слыхал про отца Фуко?

– А как же!

– Он прожил бурную молодость.

– Вполне возможно.

– Значит, так… Ты следишь за моей мыслью? Мы берем отрезок жизни отца Фуко до обращения к вере и прививаем его к биографии капитана Бурназеля. У нашего персонажа будет молодость одного – с его проказами и карьера другого – с его везухой. И все останутся довольны. Тут тебе и шуры-муры, и идеалы.

– От целомудрия вы не помрете.

– Какое, к черту, целомудрие! От меня требуют историю. Я ее рожаю. Рожаю – это для красного словца. Мне остается сесть и написать ее, но в общих чертах у нас она есть. И если ты согласен, я пошел за сценаристом.

– За Густавом Мейером?

– Нет. Мейер – барахло. Он всегда воображает, что умнее его нет. А мне нужен сценарист, которому говоришь: делай так, и он делает, как ему сказано. Нет, я подумываю о Жераре Мадлене. Он неплох. Написал две или три вещицы, которые прошли не без успеха. Я приведу его к тебе, когда пожелаешь.

Еще взгляд на часы.

– Черт! Если со штрафом обойдется, считай, что мне повезло. Значит, мой план тебе ясен. Фуко, Бурназель, везуха. Убегаю. Скажи-ка, а ведь эта малышка, которая за тобой присматривает… меня бы долго уговаривать не пришлось. До завтра. Чао!

Тишина в палате восстанавливается. Сильвен обдумывает странный прожект Семийона. Но в сущности, не более странный, чем прожект «Вертера», а ведь он тогда соглашался. Что представляет собой сценарий, правдоподобный с виду, но лишенный стиля и еще не воплощенный в образы?

Это болванка – все равно что деревянный манекен для портнихи. Не следует торопиться, ввязываясь в это дело. Сначала навести справки. Прочесть, что написано об Анри Бурназеле. А потом предоставить действовать этому Семийону, чьей энергии Сильвен завидует. И очевидно, как только контракт будет подписан, объявится человек-невидимка, вымогатель, и потребует свои комиссионные, ибо сомнений нет – за тайной скрывается грязный шантаж в целях вымогательства. Теперь Сильвен в этом глубоко убежден. Из всех гипотез, какие он сформулировал для себя, такая – простейшая, а значит, и самая вероятная. Ну что ж – он заплатит. И снимется в фильме. Сыграет Бурназеля. И почему бы везучести Бурназеля не распространиться и на него самого?

Успокоившись, расслабившись, Сильвен дремлет до прихода Марилен. Милашка Марилен! Она помогает ему приподняться на подушке. Прибирает на прикроватной тумбочке. Какие новости? Так вот. Друзья Даниеля суетятся, пытаясь склонить общественное мнение в его пользу. Даниель выбрал себе адвокатом мэтра Борнава.

– Борнав поможет ему выйти сухим из воды, – говорит Марилен.

– Не скажи. Мне нанес визит Семийон. Он может кое-что нам предложить.

– Мне тоже?

Какой внимательной, какой трогательной она вдруг стала. Глаза преданной собаки, ожидающей ласки.

– Да, я так думаю, – говорит Сильвен. – Но не будем обольщаться. Поищи мне информацию об Анри Бурназеле. Посмотри в историческом разделе «Ларусса». Там найдешь полную справку.

– Кто такой этот Бурназель?

– Объясню тебе, как только разберусь с этим сам.

– Господи, когда же мне дадут стоящую роль?

Ее прямодушие обезоруживает. Она непреложно верит в свой талант. Ей и в голову никогда не приходило, что она ничего особенного собой не представляет. Мила, слов нет, но лишена подтекста, той женственности, какая составляет особую прелесть представительницы женского пола.

Сильвену ужасно хочется сделать ей приятное. Ему никак не удается припомнить, что именно написано о ней в том злосчастном письме. Что-то злое-презлое.

– Я прослежу, – обещает он.

Она присаживается в изножье кровати.

– Понимаешь, мне так хочется получить роль в духе тех, какие играет Фейер[33].

Сильвен так и подскочил.

– Эдвиж Фейер? Ничего себе!

– А что? Думаешь, мне не сыграть даму из буржуазной среды?

– Я поговорю с Семийоном. Решаю не я.

– Ах! Вот видишь. Ты сразу идешь на попятную.

Сильвен спрашивает себя, а не будет ли он смешон рядом с Марилен. «Как жаль, что не все исполнители в фильме на уровне его сюжета!» Такие слова можно будет прочесть в рецензии. Марилен смажет его возвращение на экран.

– Не мучь меня, Марилен. Прошу.

Марилен направляется к зеркалу в туалетную комнату подновить макияж.

– Кстати, – бросает она, – я опять виделась с Шатрие. – Она произносит слова с паузами, так как одновременно подкрашивает губы.

– Что ему от тебя надо?

– Да все то же.

Она возвращается, глядясь в карманное зеркальце.

– Идиотские вопросы, – продолжает она. – В данный момент ему интересно, в какой позе я тебя застала – свисали ли у тебя руки или они лежали на письменном столе. И потом, не сдвинула ли я что-нибудь на нем невзначай, пока звонила в полицию.