Любимая и потерянная - [81]

Его угнетал обвиняющий взгляд бармена, и он расплатился и вышел, но взгляд бармена преследовал и на улице. Он побрел куда глаза глядят, но каждый раз оказывался на какой-нибудь улице или перекрестке, где он когда-то бывал вместе с Пегги, и от этого ему стало так невыносимо больно, что захотелось бежать с этих улиц бегом. Он вернулся в «Ритц» и долго сидел у окна в каком-то отупении. Зазвонил телефон, он снял трубку, но, услышав чей-то голос, ни слова не понял и положил ее. Немного погодя телефон зазвонил снова.

— Что это с тобой Джим? — обиженно сказал Фоли. — Я звоню, а ты трубку бросаешь. Держи себя в руках. Я уже видел газеты: первые полосы так и пестрят. Теперь послушай-ка…

Фоли сказал, что для Макэлпина очень важно не оказаться замешанным в эту историю и сделать так, чтобы, пока ведется следствие, его имя не попало в газеты. Для этого нужно уклоняться от встреч с репортерами и просто любопытными, то есть прежде всего покинуть гостиницу. Макэлпину пришлось дать слово, что он тотчас же переедет из гостиницы в квартиру Фоли на Юнивер-сити авеню и будет там ждать. Швейцар его впустит, добавил Фоли.

Машинально, двигаясь словно во сне, Макэлпин уложил свой чемодан. Забыв предупредить портье, он сразу спустился в вестибюль с чемоданом.

— Вы нас покидаете, мистер Макэлпин? — изумился обворожительно-любезный портье.

— Да, мне написали из дому, — сказал Макэлпин и стал ждать, когда кассир выпишет ему счет.

— Надеюсь, ничего плохого не случилось.

— М-мда… — уклончиво отозвался Макэлпин.

— Мы будем рады снова видеть вас, мистер Макэлпин, — сказал портье, протягивая ему руку.

Макэлпину пришлось обменяться с ним рукопожатием, и портье почему-то слишком долго не отпускал его руку. Чего он так вцепился? У входа в гостиницу стояло такси.

Через десять минут он был уже в квартире Фоли. Он улегся на кровать, закрыл глаза. Хотелось плакать, но слез не было. Как все в нем пусто, только сердце колотится…

— Пегги… боже мой, — прошептал он. — Милая, где ты?

Он понял, что не сможет усидеть тут в четырех стенах. Встал, вышел, снова принялся бродить по улицам. Яркий, резкий свет солнца затоплял Сент-Катрин. Было еще только два часа, и мимо пробегали, радуясь теплому солнцу, принесшему им ощущение свободы, девушки в распахнутых пальто и с развевающимися на ветру цветными шарфами, а он глядел на каждую, терзаясь своим одиночеством. Над мокрыми тротуарами поднимался парок. На углу Пил и Сент-Катрин он остановился в смятении: в лице каждой девушки, в каждом юном лице он видел Пегги; нескончаемой вереницей плыли они мимо, и он отвернулся, потрясенный, потому что все они глядели на него с грустным упреком.

Глава двадцать седьмая

Кэтрин вернулась домой после хождения по магазинам только к самому обеду. Свалив покупки на столик в прихожей, она нечаянно сбросила на пол вечернюю газету, подняла ее и прочла заголовки, сообщавшие о смерти Пегги Сандерсон.

На первой полосе вечерки помещалась и фотография Пегги. Превзойдя самих себя, репортеры где-то раздобыли фотокарточки выпускного курса колледжа, где училась Пегги. Трудно было поверить, что этой паиньке школьнице посвящены и длинная статья и подборка интервью. Речь в них шла о скандале, разгоревшемся в ночном клубе на улице Сент-Антуан, и о том, как наутро девушку нашли в ее комнате, голую, изнасилованную, с синяками на горле, оставленными пальцами убийцы. Вне всякого сомнения, эта девица была сомнительной личностью, и жизнь она вела довольно странную. Как заметила Кэтрин, обитатели Сент-Антуан отвечали сбивчиво и осторожно; да и что можно сказать о белой девушке с такими необычными наклонностями и в то же время привлекательной и красивой? Тем не менее все они с неохотой признали, что девушка им нравилась, и потому их задевало за живое, что она всегда одна. Беда только, что нравилась она слишком многим. Беды не избежать, когда столько мужчин неравнодушны к хорошенькой девушке. И лишь некая миссис Агню с искренней симпатией отозвалась о Пегги. Она сказала, что ей было все равно, кого жиличка водит в дом. Пегги всегда вела себя скромно и благородно, просто у нее было много друзей.

Далее Кэтрин выяснила, что полиция признала заслуживающими доверия алиби ряда причастных к делу лиц. Трубач джаза Уилсон после закрытия кафе отправился к Уэгстаффу, где между гостем и хозяином разгорелся спор, переходивший временами в перебранку и продлившийся до самого утра. Миссис Уилсон провела всю эту ночь в своей квартире. Там же неотлучно находились три ее соседки. Миссис Уилсон очень тревожило отсутствие мужа, и эти женщины старались ее успокоить.

Весьма пространный рассказ обо всех обстоятельствах дела полицейские выслушали от известного журналиста Уолтера Мэлона. «Старый пьянчуга», — подумала Кэтрин. Не мудрено, что Мэлон высказался так пространно, он был замешан в скандале. Впрочем, он ушел из клуба вместе с Вольгастом, который подтвердил, что Мэлон просидел всю ночь у него в баре и даже уснул там. «Какие жуткие субъекты околачиваются в этом ресторанчике „Шалэ“», — подумала Кэтрин.

Было установлено, что девушку задушили около трех часов ночи. Миссис Агню заявила, что незадолго до этого времени она слышала в квартире девушки какой-то шум, а чуть попозже неторопливые тяжелые шаги в прихожей. Выглянув в окно, она увидела удалявшегося от дома плотного мужчину. Судя по походке да и по всему его облику, это был белый, а не негр. Во всяком случае, сама миссис Агню убеждена, что он не негр.