Любимая и потерянная - [70]

Заметив это, Макэлпин двинулся следом. Незнакомец ускорил шаги, он явно не хотел, чтобы его узнали, а это значило, что шел он к Пегги. Острая враждебность к этому человеку — черному ли белому — все равно — охватила Макэлпина; уж очень он поторопился испортить радость первого полупризнания.

Но Пегги никого не ожидала, она сама собиралась уйти; уж не миссис ли Уилсон его подослала, чтобы застращать соперницу? — думал Макэлпин, догоняя незваного гостя. Жуткие типы. Да, времена дяди Тома прошли. Не спуская глаз с широкой спины незнакомца, Макэлпин догонял его. Он был уверен, что этот человек принес беду, которой он давно страшился. Макэлпину казалось, что он уже и раньше где-то видел этого человека. Сквозь кашу снежинок он не мог разобрать на расстоянии двух десятков шагов — Мэлон это, или Уэгстафф, или Вольгаст, или кто-то совсем незнакомый. Но вот мужчина свернул за угол и затерялся на Сент-Катрин среди таких же засыпанных снегом фигур.

Кто же это был? Возможно, он еще вернется, предположил Макэлпин. Он прошел по улице назад, миновал дом, в котором жила Пегги, и, перейдя через дорогу, остановился у фонарного столба, откуда начал наблюдать за дверью девушки. Он забыл поднять воротник пальто, и мокрый снег таял, стекая ему за шиворот, но, поглощенный ожиданием, он ничего не замечал.

Вскоре вышла Пегги и заторопилась в сторону улицы Сент-Катрин. Вот она скрылась за углом, где, мерцая сквозь завесу падающего снега, горели фонари. Во взбудораженном воображении Макэлпина белые фигуры прохожих превратились в призраков, которые скитались в мире теней, и когда девушка исчезла среди них, его сердце ёкнуло и он почувствовал, что его лихорадит от тревоги.

Глава двадцать третья

Чем больше Макэлпин раздумывал, тем вероятнее ему казалось, что человек, которого он видел на Крессент, был Вольгаст. Утром он ненадолго забыл свои тревоги: в «Сан» появилась его первая колонка. Газету Макэлпину принесли прямо в номер, и вот она наконец-то, долгожданная восьмая колонка на редакционной странице под заголовком «Мнение одного человека». Редакция сообщала, что статьи под этой рубрикой будут появляться трижды в неделю. Что ж, корни пущены. Он внимательно прочел свою статью, потом оделся, вышел, еще раз выпил кофе, еще раз перечитал статью и с газетой в кармане, довольный и беззаботный, зашагал по улице.

Ему не сиделось на месте, в чем, возможно, была повинна и тревога за Пегги, казалось, вытесненная на время радостью первого успеха. В киоске на углу Пил и Сент-Катрин он купил шесть экземпляров газеты и вернулся в гостиницу. Он вырезал свою колонку из двух газет, чтобы послать отцу и старому Хиггинсу, декану исторического факультета Торонтского университета. Затем ему позвонил и поздравил его мистер Карвер. Он сказал, что кое-кто из его друзей по клубу отозвался о статье с большой похвалой. О ней много говорят. Новая рубрика постепенно завоюет себе приверженцев. Они поздравили друг друга. После разговора Макэлпин снова вышел из гостиницы. Ему хотелось бы увидеть Фоли и порадоваться своему успеху вместе с ним.

В полночь он вошел в «Шалэ», и Фоли, уже сидевший там, принялся его поддразнивать.

— Ну, Джим, ты затмил все светила мировой политики. Куда им до тебя! Все поголовно присылают телеграммы на имя Вольгаста. Вольгаст, зачитайте телеграмму от Дороти Томпсон! — крикнул он.

— Нет, я лучше угощу его за счет заведения, — сказал Вольгаст.

Допив рюмку, Макэлпин перегнулся через стойку.

— Как поживает белая лошадь? — спросил он.

— Бьет копытами, — Вольгаст чуть усмехнулся.

— Смотрите же, не вылетите из седла.

— Будьте спокойны, — ответил Вольгаст. Немного поразмыслив, он шепнул: — Благодарю, что передали мою просьбу вашей приятельнице.

— Значит, все в порядке?

— Не совсем.

— Вы с ней говорили?

— Да, она к нам заходила. Влетела прямо в бар и высказалась. Тут были клиенты, и я не смог изложить свой взгляд на это дело. Неподходящая ситуация. Но можете не волноваться, я еще успею.

— Вот как! — встревоженно сказал Макэлпин. Его подозрения подтверждались. — Вы ходили к ней домой? — спросил он как бы невзначай.

— Что это вам пришло в голову?

— Один раз вы у нее были.

— То, что я делаю один раз, я не повторяю во второй.

На этом разговор закончился, и Макэлпину оставалось только догадываться, соврал ему Вольгаст или не соврал.

В баре было тихо и по-семейному уютно. Артур Никсон, белокурый маклер в роскошной серой паре, на этот раз был серьезен и трезв: он отдыхал перед встречей с клиентом, предстоявшей ему через полчаса. Мэлон и Генри Джексон, расположившиеся вместе с Ганьоном у стойки, старались завязать общий разговор и улыбались всем вокруг застенчиво и умильно. Один лишь Макэлпин хандрил. Но постепенно и его затронула царившая в маленьком баре атмосфера уважительного дружелюбия. Все были в хорошем настроении. Вели себя доброжелательно, смирно, и среди этих вежливых, чувствующих себя как дома людей он понемногу тоже успокоился и приободрился.

Вошел Милтон Роджерс, веселый, возбужденный, сел за столик, заказал для всей компании выпивку и с ликующим видом потер руки. В клубе на Сент-Антуан, сообщил он, появилась новая певичка: светлая мулатка. Она поет с этаким бесстыжим подвыванием и так умеет поводить руками и плечами, что тебя как будто ветром выметает из стоячего болота, в котором все мы погрязли.