Люби меня по-французски - [42]

Но музыка.

Я никогда прежде не слышала ничего подобного. Меня впечатлило то, как они сохраняли ритм и с какой скоростью играли, сливаясь в единую мелодию.

— Боже мой, их запястья, должно быть, очень болят, — сказала я Лукасу.

Он улыбнулся.

— Они привыкли к этому.

У ведущего гитариста, что был по середине, пальцы так быстро летали по струнам, что его руки казались размытыми. Я никогда не видела ничего подобного.

— Ты можешь играть так же быстро? — спросила я.

— Ха. Я бы хотел.

Я толкнула его локтем.

— Бьюсь об заклад, ты можешь.

— Слушай, я неплохо играю. Но эти ребята настоящие профи. Видишь того парня? — он указал на музыканта по центру. — Он играет так же хорошо, как любой джазовый гитарист, которого я встречал в Нью-Йорке.

Мы пили вино, ели стейки с картошкой фри и салатами и слушали музыку, Лукас время от времени отвечал на мои вопросы о названии песни или стиле музыки. Это было так весело, что я почти забыла о сексе.

Почти.

Но иногда я смотрела на Лукаса и ловила его взгляд на себе, и он дарил мне небольшую улыбку, которая означала, что он знает, о чем я думала.

Он наклонился и прошептал мне в ухо:

— Я не могу перестать думать о том, что было в душе. — Мое лицо вспыхнуло и поток возбуждения устремился к моему лону.

Я была удивлена, когда в перерыве, ведущий гитарист подошел к нам и пожал Лукасу руку. Они обменялись парой фраз на французском, и, конечно же, я понятия не имела, о чем они говорили, но улыбнулась и протянула руку, когда Лукас меня представил. Гитариста звали Стефан — у него были темные волосы, темные глаза и теплая улыбка, что открывала щербинку между зубами. Прежде чем отправиться в бар, он что-то сказал Лукасу, что его рассмешило.

— Что он сказал? — спросила я.

— Он сказал, что никогда прежде не видел меня здесь с девушкой, и он понял, что я, должно быть, хочу впечатлить тебя, если привел тебя послушать, как он играет.

— Ох. — Я спрятала свою удовлетворенную улыбку за бокалом вина.

— Так это сработало? — Лукас сел и посмотрел на меня игривым взглядом.

— Да. — Я была впечатлена, но больше всего я была счастлива из-за того, что Лукас никогда прежде не приводил сюда девушек.

На обратном пути на сцену Стефан остановился и положил руку на плечо Лукаса. Он задал вопрос, и сначала Лукас покачал головой, но после непродолжительных уговоров, казалось, поменял свое решение.

Я захлопала в ладоши.

— Сделай это! Пожалуйста!

— Ладно. Но не сравнивай меня с этим парнем. — Лукас похлопал Стефана по плечу.

— Он очень хороший гитарист, — сказал Стефан по-английски с сильным акцентом.

— Я верю. — Но я волновалась за Лукаса, наблюдая, как он сидит на стуле Стефана и перекидывает ремень гитары через плечо. Он болтал с ритм гитаристами[11] некоторое время, отсчитывая ритм французской песни, и потом они начали играть с пугающей скоростью. Мои внутренности завязались узлом. Ух, я надеюсь, что он не собирается пытаться показать то, что не может делать.

Я не должна была переживать. Лукас играл с изящной ловкостью, его пальцы уверенно перебирали струны, украшая мелодию своим звучанием, не заполняя пространство ненужной показухой или миллионом дополнительных аккордов.

Я была заворожена.

Больше всего мне нравилось, каким счастливым он выглядел в это время, независимо от того, улыбался ли он мне или другим гитаристам или просто смотрел на свои руки на гитаре. Боже, он такой чертовски привлекательный. И талантливый, и умный, и милый.

Какого черта? Ведь должно быть в нем хоть что-то не так.

Он живет во Франции. Вот что с ним не так.

Только иногда.

Да, как сейчас. И завтра он покидает Париж.

От воспоминания, что наше время вместе было на исходе, мой желудок болезненно скрутился. Я отмахнулась от тревоги, нарастающей в моем желудке, и попыталась оставаться в настоящем моменте.

Здесь и сейчас.

Но когда песня закончилась, Лукас сказал что-то другим гитаристам, и они отсчитали другую мелодию. И как только он заиграл первые аккорды «La Vie En Rose» (прим.пер. — песня Эдит Пиаф), я втянула воздух.

В действительности, кажется, я не дышала на протяжении всей песни. Он не пел, но играл мелодию так прекрасно, что мои глаза наполнились слезами. Шум и гул, которые заполняли пространство до этого, на время песни стихли, и когда она закончилась, все зааплодировали. Лукас снял с себя гитару, отдал ее Стефану и, кивнув в благодарность, вернулся ко мне за стол.

— Ну? Что ты думаешь?

Я тяжело сглотнула, прежде чем заговорила:

— Это было прекрасно. Спасибо, что сыграл песню для меня. Это... многое значит.

— Пожалуйста. Теперь, я всегда буду думать о тебе, когда буду слышать ее.

Мой рот открылся, но я не знала, что сказать. Мы уставились друг на друга, и я поняла, что между нами что-то изменилось — он тоже понял, что наше время было ограничено, что прощание было близко. И честно говоря, он тоже не выглядел счастливым по этому поводу.

Он сел и прочистил горло.

— Ты наелась? Хочешь еще один бокал вина?

— Нет. Я имею в виду, да, я наелась, но не хочу больше вина. — Впервые я чувствовала себя лишенной дара речи рядом с Лукасом. Я не хотела, чтобы ночь заканчивалась, но я не думала, что будет правильно напрашиваться к нему в квартиру. И я не могла пригласить его к себе в номер.