Люби меня до смерти - [47]

— Но мне понравилось.

— Ты была слишком юной, чтобы знать это, а он слишком неопытным, чтобы поцеловать тебя как следует.

— И как следует меня целовать?

— Так же, как заниматься любовью… медленно и осторожно. А теперь вставай: я собираюсь попробовать блинчики твоей мамы в том же доме, где ты поцеловала маленького преступника.

Нэд снова смеется. Мне тоже отчаянно хочется улыбнуться, но я сдерживаюсь.

— Пошли, я собираюсь поесть, а потом заняться любовью с твоим ртом и стереть все воспоминания о поцелуе Джоуи-придурка в твоей голове и в этом доме.

— Ты собираешься давать прозвища всем моим бывшим?

— Только придуркам, но пока они все такие, — говорю я, скатывая ее с себя и устремляясь на кухню. Я слышу, как она смеется за моей спиной, но не обращаю на это внимание.

Глава 18

Бреннан

Нэд права — блинчики ее мамы восхитительны. Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не застонать от удовольствия.

— Хороши, правда? — спрашивает Эд, с гордостью глядя на свою жену.

— Они восхитительные, — говорю я с набитым ртом.

— Эй, у тебя не было такой реакции, когда ты ел мои блинчики. Может, мне стоит угостить ими больше людей, чтобы собрать отзывы?

— Может быть, — соглашаюсь я, находясь в блинчиковом оцепенении.

— Мы ведь говорим все еще о блинчиках? — интересуется Эл.

Нэд краснеет, а я ухмыляюсь.

— Мы определенно говорим о блинчиках, — отвечаю я, улыбаясь Нэд.

— Ты закончил? Я хочу кое-куда с тобой сходить перед тем, как у меня начнется женский день с мамой, — торопит меня Нэд. Сначала мне кажется, что она просто пытается закончить разговор с отцом, но выражение ее лица говорит мне, что это не так. Засунув в рот последний блинчик, я киваю и, подняв тарелку, встаю.

— Спасибо, Нора. Все было очень вкусно.

— Спасибо тебе, Коул, и оставь ее, — говорит она, показывая на тарелку. — Я уберу. Вы двое идите и развлекайтесь.

— Спасибо. — Нэд выглядит необычайно тихой.

То же самое продолжается и на улице. Я начинаю думать о том, куда она ведет меня, если ее настроение так неожиданно изменилось. Переплетаю наши пальцы и аккуратно сжимаю ее руку.

— Ты в порядке?

Она кивает.

Я решаю не надоедать ей и позволяю раствориться в своих мыслях. Она вернется ко мне, когда будет готова. Поэтому я начинаю изучать все вокруг. Блу Крик — по-настоящему красивое место. Я никогда в жизни не видел столько травы и холмов. Наверно, так выглядел земной шар до того, как человек начал осваивать его. В воздухе ощущается запах океана и мокрого дерева. Мне нравится. На улице не слишком прохладно, но и не тепло. Что-то среднее, когда пальто — это слишком, а в футболке очень холодно. Я медленно потираю спину Нэд, чтобы напомнить ей, что я все еще здесь. Она напрягает ее, давая понять, что благодарна мне.

Я чувствую себя почти виноватым, гуляя по траве. Тут следовало бы ходить на цыпочках, но другого выхода нет. Неожиданно меня вырывает из мыслей голос Нэд.

— Я хочу тебя кое с кем познакомить, — шепчет она. В этот момент я понимаю, что мы остановились. Поднимаю глаза и вижу вывеску:

Кладбище Блу Крик

Я несколько раз моргаю, а потом перевожу взгляд на Нэд. Ничего не говоря, она тянет меня в арочный вход. Я ненавижу кладбища. И то, что я не посещаю могилу собственной матери тому подтверждение. В них есть что-то жуткое и безжизненное. Я в принципе не понимаю, как посещение такого места может успокоить человека, когда ты постоянно окружен напоминанием о смерти.

Мы продолжаем идти, пока не останавливаемся перед могилой с мраморным памятником. Я приглядываюсь и различаю слова: «Лаура Мари Уотерс». Судя по датам под именем, это не может быть ее бабушка.

— Это моя сестра, — словно услышав мои мысли, спокойно произносит Нэд. У Нэд была сестра? Я поражен. Даже не представляю, что можно сказать в таком случае, поэтому решаю промолчать.

— Она умерла в семь лет. В этом году ей было бы двадцать три, — не глядя на меня, произносит Нэд. — Она утонула.

Я крепче сжимаю ее руку и впервые осознаю, что Нэд понимает, что такое потеря гораздо лучше, чем кто-либо еще.

— Мы играли на озере и бросали хлебные крошки уткам. Мама сказала мне приглядывать за ней — она была недалеко от нас. Она сказала, что мне теперь десять лет и я большая девочка, поэтому могу это делать. Я думала, что все идет хорошо, правда, но это произошло так быстро. Сестра исчезла под водой, и я не смогла найти ее. Мама наказала мне смотреть за ней, поэтому я не позвала на помощь, а вместо этого, не умея плавать, прыгнула в озеро. Помню, как отчаянно колотила руками и ногами, но это ничем не помогало, и я только быстрее тонула. А потом меня вытащила чья-то рука. Это оказался папа. Я была так рада его видеть, но у него было очень грустное лицо. Они не смогли найти Лауру, а когда все-таки обнаружили, она была… Она утонула. Я годами обвиняла себя за это. Хотя мама и папа никогда так не считали. Мама обвиняла себя за то, что оставила семилетнюю девочку на попечении десятилетней, а папа обвинял себя за то, что не мог плыть быстрее. Это продолжалось многие годы. Бывало, я часами наблюдала за тем, как мама просто сидит и смотрит в окно. Однажды я спросила ее, что она делает, и мама сказала, что представляет себе жизнь Лауры. Она сказала, что грустит не потому, что сестра умерла, а потому, что у нее не было шанса пожить. Что у нее не было возможности сделать то, что делают все молодые девушки. И тогда мама заставила меня пообещать ей, что я буду наслаждаться каждой секундой своей жизни. Что я сделаю все, что смогу и захочу. Вот, почему она так поддерживала меня, когда я переехала в Нью-Йорк.