Любезный Король - [2]

Въ сію минуту явился посланный отъ Короля, сказать удивленному д'Обинье, что Генрикъ желаетъ ночью съ нимъ видѣться. Онъ былъ въ душѣ своей такъ озлобленъ, что сіе странное повелѣніе казалось ему знакомъ новаго нещастія. Гордый д'Обинье вообразилъ, что Королб хочетъ лишитъ его свободы, но не смѣетъ на то отважиться днемъ. Ему пришло на мысль спастись бѣгствомъ; однакожъ, подумавъ, д'Обинье рѣшился исполнитъ Королевскую волю и внутренно хвалился такою смѣлостію. Въ восемь часовъ вооружился съ головы до ногъ; взялъ шпагу, кинжалъ и два пистолета; завернулся въ плащъ, вручилъ Небу судьбу свою и пошелъ. У Дворца ожидалъ его человѣкъ, который велѣлъ ему итти за собою, не говорилъ болѣе ни слова, и велъ д'Обинье по темнымъ, узкимъ коридорамъ. Сія таинственность увеличила его безпокойство; ужасныя мысли, пугая воображеніе, казались ему бѣдственнымъ предчувствіемъ. Скоро жалкому д'Обинье послышалось, что вооруженные люди идутъ къ нимъ на встрѣчу: онъ невольно затрепеталъ, остановился и выхватилъ пистолетъ… Вожатой, не примѣтивъ того, шелъ впередъ, и Герой нашъ остался одинъ въ коридорѣ; минуты черезъ двѣ, не видя никого, съ нѣкоторымъ стыдомъ спряталъ пистолетъ, и долженъ былъ итти ощупью. Проводникъ возвратился къ нему съ факеломъ, и ввелъ его наконецъ въ комнаты. Генрикъ встрѣтилъ его съ распростертыми объятіями и засмѣялся. Д'Обинье долженъ былъ стыдитъся своихъ подозрѣній, взглянувъ на веселое лицо Короля. «Не правда ли, другъ мой,» — сказалъ ему Генрикъ — «что тебя вели сюда какъ щастливаго любовника?…Ваше Величество! отвѣчалъ д'Обинье; я щастливѣе всѣхъ любовниковъ на свѣтѣ, видя, что Государь не лишилъ меня своей милости. — „Ты конечно угадалъ истину, сказалъ добродушный Монархъ: вдовствующая Королева ненавидитъ тебя; надлежало исполнитъ ея требованіе или поссориться съ нею: чего не льзя мнѣ теперь сдѣлать безъ великой опасности для всѣхъ друзей нашихъ. И такъ я далъ слово удалитъ тебя; она повѣрила, что могу жертвовать ей другомъ: не мудрено — Екатерина не знаетъ меня.“ — Ваше Величество! весь Дворъ считаетъ меня въ немилости. — „Нѣтъ, Морней, Биронъ, Лафорсъ и Крильйонъ не повѣрили тому; за что я искренно благодаренъ имъ; они отдали справедливость и мнѣ и тебѣ. Заслуги твои начертаны въ моемъ сердцѣ: я знаю цѣну вѣрности. Любезной другъ! мы всякой вечеръ будемъ видѣться; ты долженъ ночевать у меня, а днемъ скрываться. Это продолжится мѣсяцевъ шесть, послѣ чего снова явишься при Дворѣ.“ — И такъ Ваше Величество увѣрены, что не начнете войны прежде шести мѣсяцевъ? Въ противномъ случаѣ никакая ссылка не помѣшаетъ мнѣ и въ день быть съ вами. Но чѣмъ же укоряетъ меня Королева? — „Великою нескромностію: ты искренно говорилъ объ ней.“ — Ей надлежало бы извинитъ меня. Люди, которые служатъ Вашему Величеству, привыкли говоритъ истину. — „Мнѣ можно безъ досады слушать ее; но она весьма оскорбительна для Государей малодушныхъ. Д'Обинье! будь осторожнѣе, оставь въ покоѣ Королеву. Эпиграммы ничего не доказываютъ. Одна страница Исторіи, хладнокровно написанная, изобразитъ Екатерину лучше всѣхъ ѣдкихъ сатиръ твоихъ.“

Д'Обинье, тронутый милостію Короля своего, могъ воспользоватъся его мудрымъ наставленіемъ и далъ слово отказаться отъ стиховъ — то есть, отъ сатиръ всегда колкихъ, но часто неосновательныхъ.

Д'Обинье ночевалъ во Дворцѣ. Генрикъ привелъ его въ замѣшательство, спросивъ, для чего онъ такъ страшно вооружился? Ему оставалось выдумать басню, которой Генрикъ повѣрилъ. Сія тайность забавляла ихъ обоихъ, украшая дружбу главною прелестію любви. Но дни были не очень веселы для бѣднаго д'Обинье: ему надлежало проводитъ ихъ въ уединеніи. Король писалъ къ нему записки и присылалъ куропатокъ, имъ застрѣленныхъ, но такая милость не разгоняла его скуки. Мѣсяца черезъ два узнавъ, что прекрасная дѣвица Лезе пріѣхала въ окрестности Мексана, онъ выпросилъ y Генрика дозволеніе ѣхать къ ней, и явился въ домѣ ея въ видѣ изгнанника, давъ Королю обѣщаніе никому не открывать ихъ тайны. Дѣвица Лезе была сирота, богата, молода и зависѣла отъ Г. Рошфуко, своего опекуна и родственника. Д'Обинье любилъ ее страстно; не зналъ, какъ она расположена къ нему, и съ горестію увидѣлъ совмѣстника, опаснаго своею молодостію, красотою, знатностію и богатствомъ. Дампьеръ (такъ назывался сей любовникъ) веселилъ дѣвицу Лезе блестящими праздниками. У д'Обинье не было денегъ; никто не хотѣлъ датъ ихъ въ займы бѣдному изгнаннику. Въ сей крайности онъ написалъ къ Генрику, который немедленно прислалъ ему большую суму, и сказалъ въ отвѣтѣ, что другъ его не долженъ уступать въ пышности Дампьеру. Д'Обинье далъ великолѣпный балъ, на которомъ дѣвица Лезе казалась отмѣнно веселою. Ободренный любовникъ торжественно потребовалъ руки ея; но Г. Рошфуко отказалъ ему, говоря, что онъ никогда не выдастъ племянницы за изгнанника. Сверхъ того опекунъ считалъ великія его издержки мотовствомъ, смѣшнымъ и неизвинительнымъ для человѣка, которому уже не льзя надѣяться на милость Двора. Пылкой д'Обинье въ досадѣ и ревности хотѣлъ драться съ опекуномъ и совмѣстникомъ; но между тѣмъ вздумалъ изъясниться съ дѣвицею Лезе. Не имѣя надежды, и воображая, что Дампьеръ ей нравится, онъ рѣшился бытъ смѣлымъ. Дѣвица Лезе, удивленная его тономъ; смотрѣла на него и молчала. „Разумѣю это безмолвіе, говорилъ д'Обинье: я не имѣю щастія вамъ нравиться. Женщины любятъ красавцевъ, нѣжность, ловкость, способность къ музыкѣ, искусство танцовать“……. Вы описываете Дампьера? спросила съ улыбкою дѣвица Лезе…. „Догадка ваша не удивляетъ меня, отвѣчалъ д'Обинье съ сердцемъ: легко узнать портретъ любовника.“ — Правда, что Дампьеръ гораздо лучше васъ лицомъ. — „Боже мой! кто съ вами не согласится? Знаю, что его красота едва ли уступаетъ вашей собственной; по крайней мѣрѣ онъ самъ вѣрно такъ думаетъ.“ — Естьли я люблю Дампьера, то безъ сомнѣнія никто не осудитъ меня: онъ хорошъ и добронравенъ. — „Но я не похвалю умной женщины, которая выберетъ глупца.“ — Дампьеръ конечно не пишетъ сатиръ, за то онъ не въ ссылкѣ, и не имѣетъ враговъ. — „Это слово гораздо ядовитѣе всѣхъ бранныхъ стиховъ моихъ. Какъ! вы можете укорятъ меня нещастіемъ? — Имѣю на то основательныя причины. Такъ, государь мой, ссылка ваша кажется мнѣ виною. — „Какое великодушіе!“ — Всего же непростительнѣе быть насмѣшливымъ, злоязычнымъ. — „Еще лучше!“ — Выслушайте меня до конца. Скажу еще, что одна безразсудная можетъ любить такого страннаго, надменнаго, грубаго человѣка, какъ вы. — „Мнѣ кажется, что вы могли бы избавиться отъ меня и безъ этой ужасной брани.“ — Къ нещастью, я не хочу отъ васъ избавиться! — „Какъ?“ — У меня дурной вкусъ: я безразсудна, и предпочитаю васъ доброму, прекрасному, любезному Дампьеру. — „Вы шутите надо мною!“ — Какъ бы хотѣла шутитъ!… Д'Обинье бросился на колѣни передъ нею…“ Я увѣрена, сказала она, что признаніе мое не удивляетъ васъ. Вы безъ сомнѣнія думаете, что сердце мое отдаетъ вамъ одну справедливость. — Нѣтъ, нѣтъ! отвѣчалъ съ жаромъ д'Обинье: даръ любви есть всегда безцѣнное благодѣяніе!….