Лытдыбр - [174]

Правильный ответ подтверждает догадку пушкинского Сальери: конечно, сказка. И ноги у неё растут не из чьих-то достоверных свидетельств: она вдохновлена масштабом личности и дарования художника. Когда ты такой великий, знаменитый, гениальный – совершенно естественно, чтобы про тебя рассказывали всякое соразмерно ужасное. Большому кораблю – большое плавание.

Вот и с реальным Сальери была такая же фигня. Ещё в 1791 году муссировался слух о том, что Моцарт был отравлен, и о том, что сделали это его соперники-завистники, то есть, очевидно, итальянцы, среди которых Сальери был самым ярким и известным в ту пору, – значит, кому ж травить, как не ему?! Но статус этой версии (известной и Бетховену, и моцартовскому тестю Веберу) был такой же, как у историй про отравителя Бомарше. То есть годились они не для открытого уголовного следствия или тайного дознания, а в основном для застольных сплетен о знаменитостях. Достаточно сказать, что летом 1822 года в Вене, при знакомстве с Сальери, его коллега и соотечественник Россини сам поднял тему. Не для того, чтобы поссориться или узнать давно мучившую его тайну, а в порядке милой послеобеденной шутки. Так этот слух и воспринимался в Вене тех времён – как тема для непринуждённой светской беседы: чуть посложней погоды, но попроще политики.

Через год после встречи с Россини к пожилому Сальери пришла старческая деменция, и его свезли в дурдом, где он тихо угасал – и там же отошёл в мир иной за полгода до восстания декабристов. Но примерно за полгода до его смерти немецкий газетчик, любитель поговорить об “итальянцах, умучивших нашего германского гения”, распустил слух, будто бы в лечебнице впавший в безумство Сальери удумал вдруг сознаться кому-то в убийстве Моцарта. Причём слух этот достиг Вены в виде публикации берлинского еженедельника “Allgemeine Musik-Zeitung”, встреченной негодованием и протестами современников композитора, спешно давших опровержение на тех же страницах.

Слово, однако, не воробей, а прессы в ту пору по Европе ходило много. И вот уже известие о Сальери-отравителе появляется на страницах консервативной парижской газеты “Journal des Débats Politiques et Littéraires”, внимательным читателем которой был Пушкин. В том же 1824 году, то есть ещё при жизни Сальери, он наткнулся во французском издании на эту готическую сказку и дал себе зарок превратить её однажды в маленькую трагедию. Спустя несколько номеров и эта газета опубликовала опровержение истории про композитора-злодея, но то ли Пушкин его пропустил, находясь по пути в Кишинёв, то ли не придал значения, вынашивая свой драматургический замысел.

Воплотился он в первую Болдинскую осень 1830 года. Именно тогда наброски драмы с рабочим названием “Зависть” превратились в маленькую трагедию “Моцарт и Сальери”, которую (вместе с другими драмами цикла) Пушкин рассылал друзьям для обсуждения, длившегося до конца 1831 года. По первоначальному замыслу, Пушкин предполагал опубликовать текст анонимно, опасаясь нападок Фаддея Булгарина, но в итоге всё же поставил подпись под печатной версией в альманахе “Северные цветы на 1832 год”. Хотя представил сочинение как перевод с несуществующего немецкого оригинала.

Так версия о гибели гениального Моцарта от руки старшего коллеги и завистника, желчного итальянца, из газетной утки превратилась в классический сюжет русской литературы. Задумывался ли Пушкин над тем, какой удар по репутации итальянского композитора может нанести его сочинение в сознании публики, и без того охладевшей к наследию Сальери? Или, может быть, он верил в этот слух и мстил таким образом убийце гения?.. Стоит заметить, что при жизни Пушкина эта дурная слава, как и сама трагедия, в которой она увековечена, оставалась в основном внутрироссийским явлением (в Вене времён образования Австро-Венгерской империи было о чём поговорить и без замшелой готики). За пределы России пушкинская история о Сальери-отравителе шагнула спустя 66 лет после создания, с подачи Римского-Корсакова, который в 1897 году сочинил одноимённую оперу по её мотивам. На домашней премьере мужские партии пел Шаляпин, Рахманинов аккомпанировал ему на рояле. Первое публичное исполнение состоялось в 1898 году, в Московской частной русской опере Мамонтова, с Шаляпиным-Сальери, в декорациях Врубеля.

Опера – искусство международное, к тому же подоспела эра звукозаписи, и вот уже после Римского-Корсакова пушкинская версия про Сальери-отравителя стала достоянием мировой общественности. В отличие от забытой к тому времени газетной утки, опиравшейся на слухи о бреде безумного старика, Пушкин предложил убедительную и психологически достоверную версию мотивов итальянца (которого – будучи, как известно, невыездным – он никогда в жизни не встречал). Все поверили, будто действительно Сальери отравил Моцарта, и очень кстати пришёлся тот факт, что музыка итальянца много лет уже не исполнялась и не издавалась: этот факт удобно объяснили неким заговором музыкантов, мстящих забвением убийце Моцарта.

Собственно, через оперу Римского-Корсакова сэр Питер Шеффер и познакомился с пушкинской трагедией, под влиянием которой в 1979 году написал пьесу “Amadeus”. Действие в ней разворачивается в той самой психиатрической лечебнице, где умирающий Сальери вспоминает сложную историю своих отношений с Моцартом.