Лытдыбр - [126]

. Так же, как многие наши сограждане сегодня одобряют санкции Онищенко против молдавских вин, литовского молока, украинских конфет или голландских тюльпанов – не потому, что верят в бред об опасности этих продуктов для здоровья россиян, а потому что солидарны с задачами государственной лжи. Ту же историю наблюдаем во втором деле ЮКОСа, деле “Кировлеса”, процессах над “Pussy Riot”, экипажем “Arctic Sunrise” и узниками “Болотной”. В публичном поле все апологеты этих судилищ (кроме, разве что, самых одиннадцатирублёвых мурзилок из Ольгино) вслух соглашаются, что обвинение абсурдно, что оно противоречит и фактам дела, и диспозиции статей УК, и данным судебного следствия, и всем нормам практики по аналогичным деяниям. Просто они (апологеты, “государственники”) считают, что неблагонадёжных магнатов, несистемных оппозиционеров, кощунниц-богохульниц и надоедливых экологов нужно сажать – ради высшего блага России. Если их нельзя посадить по закону, то и хрен с ним, с законом. Главное – посадить. Кстати сказать, это вполне себе нормальная обывательская позиция, которая в других случаях не вызывает в обществе никаких острых споров. Достаточно вспомнить, что три главных палача сталинской эпохи – Ягода, Ежов и Берия – были поочерёдно осуждены не за свои действительные преступления, а по совершенно вздорным статьям, по которым сами же они до того пустили в расход миллионы сограждан. Ежова расстреляли за подготовку терактов против Сталина и Берии, Ягоду – за подготовку терактов против Сталина и Ежова, а Берию – как английского, азербайджанского, немецкого и югославского шпиона. Все согласны, что обвинения эти – бред, но все три приговора в постсоветское время были подтверждены.

Но если мы вернёмся в 1913 год, то увидим там удивительную картину, от которой нас так прочно и основательно отучил опыт наблюдения за безотказной путинской машинкой репрессий.

Организаторы дела Бейлиса на всех стадиях подготовки показательного процесса столкнулись с тотальным отказом правоохранного сообщества от сотрудничества с обвинением. Во всей киевской окружной судейской палате не нашлось судьи, готового вести дело в нужном власти ключе: судью Фёдора Болдырева пришлось для этих целей привезти из Умани, пообещав после успешного завершения суда сделать главой палаты. Во всём Киеве не нашлось прокурора, согласного представлять заведомо ложное обвинение: блядовитого обвинителя Оскара Виппера пришлось везти аж из Петербурга. Ещё хуже обстояло дело со следствием. Власти были вынуждены поочерёдно отстранить от расследования всех, кто им занимался с 1911 года: и начальника киевского сыскного отделения Евгения Мищука, и следователя по особо важным делам Киевского окружного суда Василия Фененко, и надзиравшего за ними прокурора Брандорфа, и даже столичного пристава Николая Красовского, которого организаторы процесса тайно прислали в Киев, чтобы гарантировать сбор “правильных” улик для обвинения. Как и все его коллеги и предшественники, Красовский начал следствие с основной версии о ритуальном убийстве, но очень скоро убедился в его полной несостоятельности. В результате он был арестован и отдан под суд. А для фабрикации дела был прислан из Петербурга следователь по особо важным делам Николай Машкевич, который в итоге и проиграл процесс. Ибо, как учит нас пример профессора Бастрыкина, политическая проституция и качественное следствие – несовместимы.

Такая же проблема возникла у обвинения и с экспертами из медицинской и церковной среды. Все медицинские эксперты, осматривавшие тело убитого мальчика, поочерёдно отвергли версию о ритуальном убийстве. В результате обвинению пришлось привлечь к экспертизе платного агента Департамента полиции Косоротова (получившего за свои показания 4000 рублей наличными из тайных полицейских фондов) и черносотенца Сикорского, чьи показания на процессе были решительно осуждены российским медицинским сообществом.

По вопросу о “ритуальном убийстве” как принятой у евреев практике обвинению не удалось найти ни одного православного эксперта. В отчаянных попытках заручиться хоть каким-нибудь подтверждением “кровавого навета” от духовного лица следователь Машкевич слал в Петербург такие, например, запросы:

“Прошу немедленно допросить архимандрита Автонома, состоящего при архиепископе Антонии Волынском, что́ он рассказывал бывшему наместнику Почаевской Лавры Амвросию о ритуальных убийствах и откуда ему известно о существовании у евреев догмата крови. Допрос пришлите в Киев”.

Но ничего не помогло: ни высшие иерархи православной церкви, ни местные священники не согласились лжесвидетельствовать, чтобы помочь осуждению невиновного. В качестве эксперта по ритуальному использованию крови у евреев пришлось выписывать из Ташкента сосланного туда за мошенничество католического миссионера Иустина Пранайтиса, известного авторством антисемитских брошюр. Его “экспертиза” была разгромлена в судебном заседании защитниками Бейлиса, легко доказавшими, что приглашённый обвинением специалист по Талмуду не только не читал его трактатов, но даже не знает их названий. Вот как оценил выступление Пранайтиса на суде полицейский чиновник Дьяченко, ежедневно докладывавший в Санкт-Петербург о ходе процесса по телеграфу: