Лягушка под зонтом - [12]

Ольга усмехнулась:

– Что сказать тебе, все знающая обо мне подруга? – Ольга поморщилась, глотая горечь, внезапно скопившуюся во рту. Похожую на ту, которую в детстве разводила слезами. – Выходные моих родителей – не для меня. А разве у тебя было по-другому?

– Моя мама не работала, – сказала Надя. – Она вернулась в свое конструкторское бюро, кода я училась в пятом классе.

Ольга кивнула, она едва слышала, что говорила Надя. Она хотела говорить сама. О том, о чем, казалось, даже не думала.

– Знаешь, мне кажется, что я для родителей... как сон, как воспоминание. Нет, скорее, я повинность, которую они исполнили и свободны. Они давным-давно свободны от меня. Впрочем, теперь это совершенно не важно.

– К сожалению, неправда, – тихо заметила Надя. – Люди не могут понять, откуда у них чувство тревоги, когда, казалось бы, для нее нет причин. Откуда-то возникают страх, недоверие. А они – из детства. Ты несешь их в себе всю жизнь.

– Ох, ты меня пугаешь. – Ольга нарочито сурово свела брови.

Но Надя продолжала:

– Ребенок должен каждую минуту ощущать любовь родителей, причем обоих. Тогда он отдаст собственным детям свою любовь. Потому что будет знать, что это такое.

Ольга молчала. Конечно, она понимала, о чем говорит Надя и почему. Посмотрела на пол, наклонилась, подняла бумажный жгут. Расправила на столе, снова получилась салфетка, но уже потертая жизнью.

– Знаешь, я тебе очень благодарна, – наконец сказала она, глядя на подругу. – Ты здорово мне прочистила мозги... тогда. Помнишь? – Надя кивнула. – Надо же. – Ольга покачала головой. – Не могу поверить, что я собиралась стать матерью-одиночкой. Но скажи, Надя, ты ведь не станешь спорить, что полно людей, которые выросли только с матерью и прекрасно себя чувствуют!

– Это то, что ты видишь снаружи. Многие не похожи на тех, кого отвергали в детстве, – тихо говорила Надя. – Они даже добились успехов, многие – больших. Но сделали это они еще и потому, что старались заглушить старую непонятную боль. Они спасались от нее тем способом, которым могли.

– Но результат-то есть... – сопротивлялась Ольга.

– Думай как хочешь, – сказала Надя, – но я за то, чтобы человек рождался в любви и ласке обоих родителей. Так задумано не нами. Только тогда дети передадут своим детям любовь и ласку. Так должно быть бесконечно: от одних – к другим.

Ольга отвернулась к окну и пробормотала:

– Понимаю, согласна...

– Все-таки я уверена, – не отступала Надя, – у тебя в детстве было не все в порядке. Дело не только в том, что тебя не брали с собой на выходные.

– Да с чего ты взяла? – Ольга почти рассердилась. Она вздернула подбородок, развела плечи, словно сбрасывала чужие пальцы с лица и тела. Как это? Ее счастливое детство подвергают сомнению? – У меня было прекрасное детство, Надя! – Она заметила, как лицо подруги слегка побледнело. Ей стало неловко – слишком яростно прозвучало восклицание. Поэтому Ольга добавила с мягкостью, на которую только была способна: – Может быть, мое детство было холоднее, чем могло быть, но оно арктическое. Особенное.

– Да, конечно. – Надя кивнула. Но с настойчивостью доктора, который стремится правильно поставить диагноз, чтобы назначить самое эффективное лечение, говорила: – Но что-то было, может быть, давно, очень давно...

– Значит, я не помню. – Ольга усмехнулась, чтобы отодвинуть от себя тревогу.

На самом деле она всегда чувствовала какую-то занозу в сердце. Да что это такое? К чему Надя подталкивает ее? Неужели знает что-то, что неизвестно ей?

Надя смотрела в широко открытые, немигающие глаза Ольги.

– Что-то вспомнила? Что-то ведь было, да? – настаивала Надя. – Оно сидит в тебе. Оно управляет тобой даже нынешней. – Надя не унималась. – Расскажи.

– А что потом? – Ольга медленно перевела взгляд на подругу.

– Освободишься.

– Знаешь по себе? – Ольга тряхнула волосами. Зачем она срезала длинные волосы перед поездкой? Сейчас спряталась бы под ними от Нади. Она скрестила руки на груди.

– Знаю. – Надя кивнула. – Знаю по себе. По детям, своим и чужим.

– Что именно? – Ольга услышала свой хриплый голос. Горло перехватило от непонятного страха. Она боится расстаться с тем, что хочет вытряхнуть из нее Надя?

– Мы рождаемся не тогда, когда появляемся на свет, – тихо сказала Надя.

– А когда же? – перебила ее Ольга, желая отодвинуть момент узнавания чего-то, что чувствовала сама. Но не находила слов для точного определения.

– Уже в пять с половиной месяцев в утробе матери мы чувствуем, хотят нас или нет. Любят нас или нет. Мы ощущаем все, мы реагируем на то же самое, что и мать, в чьей утробе мы живем, – говорила Надя.

– Сама помнишь? – насмешливо спросила Ольга.

– Да. Я знала – не удивляйся, я точно знала это.

– Что именно? – Ольга снова перебила Надю.

– Что у моей матери мог быть только один ребенок. Они с отцом ждали меня как чуда.

Ольга хотела спросить – почему, но не решилась. А Надя продолжала:

– Я слышала, как они говорили друг другу: родится девочка, у нее будут дети, много... – Надя засмеялась.

– Брось, это мистика, – отмахнулась Ольга.

– Доказано, чтобы ты знала: если ребенка не ждут, если сомневаются, ко времени ли его рождение, если его не хотят, он является на свет с ощущением ненужности и отверженности. С таким чувством он будет жить сам, он передаст его своим детям.