Львы в наследство - [9]

].

Я фотографировал эту жуткую сцену и думал: сколько еще осталось, прежде чем дикой природе настанет конец? Или мы уже перешли роковую черту, но еще не осознаем этого? Четверо посетителей лагеря, не в силах перенести запах тлена, наблюдали весь этот кошмар издали; Мохаммед и Абди искали следы браконьеров по периметру, так что я был один и никто мне не мешал. По правде говоря, при виде этой слишком типичной для Африки картины мне просто хотелось хоть немножко поскорбеть одному и не приступать сразу к обсуждению произошедшего.

Оранжевое солнце пробивалось сквозь колючий кустарник; пора было покидать место трагедии. Так не только я, но и гости Джорджа неожиданно стали невольными свидетелями ужасов, творившихся в последние годы жизни Адамсона в Африке. Я шел к машине, а меня не покидала боль, как будто там, в кустах, осталась моя пролитая кровь – кровь, которая роднит меня с африканской землей. Когда эта кровь истекает, из Африки исходит душа ее дикой природы.

Я чувствовал настроение других пассажиров. Образ мертвых слонов запечатлелся в их мозгу и непременно останется знаком горькой правды о сегодняшней африканской действительности, которая могла бы быть совершенно иной, если бы у каждого хватило сознания объединиться и скоординировать свои действия.

Вечером, когда мы подъехали к лагерю, я увидел, что из Найроби прилетели новые гости. Среди них были молодая пара из Австралии, странствующая по Африке, и врач из Австрии Андреас Мейерхольд – необыкновенный добряк, страстный поклонник Джорджа, много лет помогавший ему в работе в Кампи-иа-Симба.

Но настроение в лагере царило безрадостное, и не только из-за увиденной мрачной сцены. На следующий день действительно произошел инцидент, который потряс всех, и хотя в тот вечер никто еще не представлял себе, что может случиться, обитатели и гости Кампи-иа-Симба находились во власти ощущения, будто несчастье уже произошло.

В этот вечер, ближе к ночи, в лагерь неожиданно заявились двенадцатилетняя львица по имени Гроу, другая по имени Одноглазая и их потомки – трехлетний самец и самка с четырьмя десятимесячными детенышами. Впоследствии я многое узнал об этих львах, которые живут в заповеднике своей естественной жизнью, но по каким-то соображениям периодически навещают Джорджа в Кампи-иа-Симба. Все эти дикие львы-родичи тех, что Джордж пестовал на протяжении многих лет.

Гроу была дочерью львицы по имени Джиджи, которую привезли в Кору из питомника для осиротевших детенышей в Найроби в 1974 году. Джордж вырастил ее, а в августе 1977 года она встретилась с диким самцом, которого назвали Черныш. Через три с половиной месяца родились две сестрички – Гроу и Глоу. К несчастью, последняя, как многие из выпестованных Джорджем львов, погибла, отравленная сомалийцами, в 1984 году.

Ощущение неладного переросло в предчувствие опасности, когда Джордж вышел за ограду покормить львов. Впоследствии мне не раз приходилось видеть Джорджа среди львов и делить с ним ощущение близости к этим представителям семейства кошачьих, но данный эпизод остался единственным, когда ему реально угрожала опасность и дело чуть не кончилось трагедией. Ничего себе, хорошенькое начало жизни в Коре!

А случилось вот что. Джордж стоял, подзывая львов и бросая им куски мяса, и не заметил, как один из крупных детенышей, совершенно неожиданно, бросился к нему со спины. Я только и успел крикнуть:

– Джордж, обернись!

Львенок промчался мимо, и Джордж так и остался в неведении относительно намерений малыша поиграть. А малыш-то был ростом со взрослого леопарда и весом никак не менее сорока килограммов. Он не напал, но я испугался, что если бы проделки игрунчика застали Джорджа врасплох и он от неожиданности споткнулся бы и упал, то тогда произошла бы катастрофа: детеныши непременно накинулись бы на Джорджа, это их инстинктивная реакция на проявление чужой слабости! При мысли об этом я вздрогнул. И тут, как бы тоже охваченная беспокойством, подошла Одноглазая с низко опущенной головой. Видно было, что ее тревожил вид человеческих фигур, прижавшихся изнутри к ограде. Она двигалась тяжелым шагом и вдруг рванулась вперед, недовольно ворча, и остановилась, как по команде, в полушаге от Джорджа, будто оценила ситуацию. Схватив кусок мяса с песчаной почвы, она бросилась в кусты и исчезла в ночной темноте.

Когда Джордж вернулся через крохотную дверь за спасительную ограду, у меня отлегло от сердца. Сцены, свидетелем которых я стал, продемонстрировали мне, каким самоконтролем, какой верой и силой обладал Джордж и как это помогало ему в работе со львами, но вместе с тем дали понять, как одно мгновение способно драматически изменить всю жизнь в Коре: если бы Джордж вдруг выказал слабость, или допустил просчет в оценке реакции львов на свои действия, или, по несчастью, свалился на землю на глазах у всего прайда – пиши пропало, насмарку работа всей жизни!

В эту ночь Джордж был необычно тихим. Он не рассказывал о приключениях, случавшихся на его жизненном пути, казался угнетенным и стремился отстраниться от множества людей, сидевших за столом и поглощавших суп, приготовленный пожилым поваром Хамисси. После ужина, когда все разошлись по своим хижинам, мы с Джорджем завели разговор о нашей общей любви – о львах – и о гибели слонов. Поболтав немного, мы пожелали друг другу спокойной ночи, затем я вытащил из хижины раскладушку и разлегся под яркой восходящей луной, перебирая в уме впечатления сегодняшнего дня. Легкий ветерок шуршал пальмовыми листьями на крыше ближайшей хижины, и вскоре я заснул как убитый.