Львовский пейзаж с близкого расстояния - [90]
Источники начала двадцатого века вспоминают об этой истории с раздражением и упрямством нераскаявшегося грешника, даже ставят под сомнение сам факт самопожертвования. По другой легенде Роза подверглась насилию сбежавшихся на погром студентов-иезуитов. Она встала на их пути. Могла отойти в сторону, но не отошла… Сама виновата… Есть и такое объяснение.
Истории о Золотой Розе рассказывают близ продолговатой ямины с остатками фундамента. Прямоугольник двери в заднике ближнего дома и окрестные стены обозначают пространство былой синагоги. Дом Г-пода выпотрошили и вывернули наизнанку. Скверик рядом, буквально на руинах. Могила Розы на старом Еврейском кладбище на Клепаровской улице была в числе особо почитаемых местных святынь, еврейские женщины молились на ней, просили заступничества золотой Розы перед Г-дом. Еще в двадцатом веке, при поляках оставалась эта могила, совсем близко по историческим меркам. Потом немцы взорвали все кладбище. Ценный камень с надгробий вывезли в Германию. Музей задумали создать стертых с земли народов. Не вышло. Красная Армия помешала…
Исторический материализм, как мрамор с разрушенных могил, не предвосхищает историю, а подводит ее итог. На первый взгляд, ничего не осталось. Но сохранились едва различимые следы тех давних людей в замерших улицах и дворах. Следы, затерявшиеся во времени, как теряется между страницами книги лист растения или письмо, чтобы напомнить о себе спустя годы. Таков был их общий мир — поляков, украинцев, русских, евреев, живущих чуткой обидчивой памятью. Нигде так не видны эти скрепы и трещины, разделяющие соседей по общему дому, — рудери (рудэры — так слышится по украински), как они значатся в старинных описаниях. Осознание дается в изменении от лучшего к худшему, никогда не наоборот. Но пока иллюзии сбраживают реальность и опьяняют идеями, мало кто думает о похмелье.
Осень еще впереди, но заметна усталость позднего лета. Венчает его День Независимости. В центральном кинотеатре — специальный сеанс хроники.
— Вот так вони її цінують — незалежність — Жалуется одинокий зритель. — Добре, що ви підійшли. Теперь з вами п’ятеро. Можно починати.
— Четверо. — Поправляет билетерша. — А той без квитка.
— Ну, то й шо, що без квитка. Він хіба сліпий? Буде ж дивитись.
— Ой, дядьку, ви ходите, ходите, а наче не знаєте. Сеанс, коли не менш п’яти квитків у касі. Того не рахуйте. Мені директор наказав, я його пускаю без квитка. А тут що? Ви, оці двоє (это мы), дівчина. А де ще?
— Так директор того й мав на увазі, щоб був кворум.
— Не знаю, що там за кворум, в касі чотири квитки, а мусить бути п’ять.
— Що ви за жінка. Так і будемо чекати? В Києві зал був повний, а у нас? Ганьба. Це хіба вільни люди? Це — раби.
— Дядьку, ви йдіть та відпочиньте трохи. Раби, не раби. Для чотирьох не буде. Ви хочете, наче політбюро.
Тут появляются сразу три девушки, студентки по виду. Теперь зрителей семеро, а с безбилетником — восемь.
— Ну, той шо? Будемо крутити?
— Будемо, якшо терпець маєте. Йдіть у залу, починаємо. Проходьте, проходьте. О-о… Бачите, тепер йому до туалету треба [8].
Давняя хроника производит впечатление: заснеженый Киев, морозное дыхание толпы, ладная кавалерия, делающая парадный разворот, теперь такое увидишь только в цирке, а там новые полушубки над лошадиными хвостами, все очень всерьез, суетливый проход Грушевского поперек площади — человек на фоне толпы всегда кажется немного безумным.
Во львовских дворах сыро и сумеречно. Бывают такие места, где проще поверить в сновидения, чем в реальность. На помощь приходят точные ориентиры времени. Кран с полукруглой раковиной в стене дома, ржавый обломок эпохи. Австрийские законы требовали обязательной санитарии. Общественный туалет с висячим замком во избежание посягательства прохожих. Только для своих, привилегия нищеты. Место сушки белья, сдавленное стенами, в паутине бельевых веревок, намотанных на остаток фигурной консоли. Сочащиеся влагой простыни. Темное окно, глядящее в глубину двора, далекое, как черная дыра во вселенной. Кто в ней, и есть ли там жизнь? Здесь есть, вплоть до вывешенного на обозрение белья. И самих женщин, сидящих в углу двора, застывших в предвечерней тени, сотканных из плотного воздуха.
Соседний двор пошире, с пыльным деревом в глубине и асфальтовой заплатой по случаю визита в город Папы Римского. Армянская церковь. Львов — середина пути. Армяне — неутомимые муравьи, ползущие во все стороны средневековой Европы, от города к городу, оставили здесь на чужбине каменную плоть далекой родины. Кряжистые колонны открывают пространство галереи, вымощенное могильными плитами. Тайная вечеря в алтаре повторяет армянскую миниатюру, без подсказки узнаешь друзей иконописца с любимым учеником в центре композиции. Привилегия художника — оставлять память о близких. А в церковном приделе — остатки старых фресок, блеклые контуры райских птиц среди извивов орнамента. Здесь хорошо, как бывает в армянских церквях, часть жизни вынесена на подворье, среди хачкаров, поминальных врезок, смазанных временем настенных скульптур и Фомы Неверующего, ухватившегося за одежды Христа. Органист по имени Самуил жил в соседнем доме — на Армянской 13. Он играл на старинной фисгармонии с ножной (органной) клавиатурой, и звуки Баха сопровождало равномерное гудение пылесоса, который гнал воздух в меха инструмента. Разговор органа с пылесосом озвучивал коллизию первых дней творения, рождение мира из сгустков космической пыли и тяжелого гула проснувшейся Вселенной. Надеюсь, я ничего не перепутал…
Остросюжетный роман Селима Ялкута «Скверное дело» — актуальный детектив в реалиях современной российской действительности и в тесной взаимосвязи с историческим прошлым — падением Византийской империи. Внимание к деталям, иронический язык повествования, тщательно прописана любовная интрига.
Место действия нового исторического романа — средневековая Европа, Византийская империя, Палестина, жизнь и нравы в Иерусалимском королевстве. Повествование с элементами криминальной интриги показывает судьбы героев в обстоятельствах войны и мира.
Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.
Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.
10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.