Львиная стража - [90]

Она перебралась на переднее сиденье, а он обошел машину. На ней были джинсы и клетчатая хлопчатобумажная рубашка. Он спросил, почему она ничего не взяла с собой, даже дамскую сумочку.

– А я не могла сообразить, что мне может понадобиться, кроме зонтика. Я взяла зонтик.

Потоки дождя заливали лобовое стекло. Они сидели в окружении водяных стен. Он обнял Нину и поцеловал. Затем завел двигатель, включил «дворники» и поехал по указателю на Стоумаркет. Некоторое время Нина ничего не говорила. Из-за проливного дождя у него практически не было обзора, на дороге были участки, где вода не успевала стекать на обочину и стояла на асфальте небольшими озерцами. К северу от Кеттлбастона он выехал на шоссе В1115 и поехал по прямому участку без съездов. Участок был такой длинный, что он уже начал гадать, а не проскочил ли он случайно мимо Большого Финборо. А потом Пол вдруг оказался в Большом Финборо, крохотном, с деревушку, городке, слишком маленьком для такого звучного названия, и вынужден был развернуться, чтобы добраться до назначенного места.

Поворот, обозначенный указателем на никому не известные деревни, был хорошо виден. Дождь немного стих. Дорога была узкой, и Гарнет ехал между буйно цветущими живыми изгородями, с которых капала вода. Цветки шиповника ярко выделялись на фоне мокрой листвы. Ни домов, ни ферм. Проселок, обрамленный двойной тесьмой из изгородей, то нырял вниз, то поднимался вверх, по обе стороны от него лежали изумрудно-зеленые поля, а за ними сквозь голубоватую вуаль дождя виднелись леса.

Гарнет вспомнил вчерашний вечер. Готовясь к истерике и отчаянию, он рассказал ей, чего от него хотят, и ее ответ был быстрым, спонтанным, непосредственным, лишенным каких-либо сомнений.

– Тебе не придется отдавать меня. Я отдам себя сама.

Он тогда решил, что ослышался, и сейчас ему показалось, что он ослышался, когда она прошептала ему:

– Туда.

Но Нина и в самом деле это сказала, как и вчера говорила все то, что говорила. На указателе со стрелкой значилось: «К церкви», и его затошнило. Он сбросил скорость и посмотрел на Нину. Она была очень бледна, но улыбалась ему. До назначенного срока оставалось еще четыре минуты. Оба одновременно устремили взгляд на часы на приборной панели. Она положила руку на его предплечье:

– Машина должна остаться у тебя. Когда получишь Джессику, бери машину и немедленно уезжай. Ты сказал, что не вернешься в Джаредз. Куда ты поедешь?

– К своему брату. Ничего другого я не придумал.

– Скажи, где он живет.

Пол назвал ей адрес, и Нина записала его. Пока она писала, он заметил, что у нее дрожит рука. Дорога стала еще у́же. С одной стороны лес подошел к изгородям вплотную, потом – и с другой. С крон на крышу машины текла вода.

– Если бы я не рассказал тебе, а просто привез бы тебя сюда, если бы я сказал тебе, что машина сломалась и мне надо отправиться на поиски автосервиса, у тебя возникли бы какие-то подозрения?

Она без затей сказала:

– Я, видишь ли, доверяю тебе.

– Но они-то об этом не знают.

– Я думаю, они мало что знают о чувствах людей, – сказала Нина. – У них, в отличие от нас, нет эмоций, они другие, поэтому не могут понять.

Так ли это?

– Это то, что психиатры называют аффектом, – сказал Пол.

Дорога шла мимо заросшего церковного двора. Среди высокой травы он разглядел еще стоящие или уже покосившиеся надгробия. Стрелка впереди указывала: «К деревне». Церковные ворота были закрыты. Нигде не стояло ни одной машины, «Фиатов» тоже не было, ни серого, ни красного. Дождь прекратился и оставил после себя туманную молчаливую неподвижность.

– В прошлый раз тоже была церковь, – сказала Нина, – именно там Барни и назначили встречу. Только церковь была не такая, совсем другая.

Церковь была маленькая, сложенная из мелкозернистого песчаника, с круглой башенкой из песчаника. Часть ее крыши, та, что над алтарем, была тростниковой. Пол плохо разбирался в архитектуре и еще хуже – в истории религии, но он почувствовал, что эта церковь особенная, даже уникальная. С паперти из серого камня – затейливую резьбу, которая когда-то украшала его, почти полностью сточила непогода, – были видны скамьи внутри притвора, большой черный сундук или короб, дверь из черного дуба, ведшая в центральный неф.

Не глядя на него, устремив взгляд на лобовое стекло, по которому после выключения «дворников» опять струйками потекла вода, Нина тихим голосом сказала:

– Суждено ли нам снова встретиться?

– Ты не захочешь. Ты не можешь захотеть после того, что я прошу тебя сделать для меня. Возможно, ты даже возненавидишь меня. – «Какой же я трус! – подумал Гарнет. – Мы приехали сюда, успели в последнюю минуту, настал решающий момент, а у меня все не хватает духу говорить прямо». – Да и я, возможно, не захочу. – Он представил ее изумленное лицо, хотя и не повернулся к ней. – Из-за того, что ты сделала для меня слишком много. Такое бывает, и это… это смерть. И, – сказал он, – и… когда Джессика пропала, когда они забрали Джессику, я забыл тебя, Нина. Я перестал думать о тебе. Это ужасно, но это правда.

– Но ты снова вспомнил меня. Ты помнишь меня сейчас, все вернулось. – Она потянулась к его рукам. – Послушай, когда я оказалась у них, у Александра и итальянцев, когда я оказалась у них, я думала только о собственной шкуре, больше ни о чем и ни о ком. Я была готова отдать все, пообещать все, что угодно, сказать что угодно, лишь бы выбраться. И ведь я и в самом деле наобещала кучу всего, Пол, всяких дикостей. Только это не означало, что потом я их выполню. Мы не можем судить себя по тому, как мы действуем под влиянием ужаса.