Лутра - [3]

Лутра, конечно, не способен был думать, предаваться воспоминаниям, как люди, но что-то запечатлевалось в его памяти, и повторяющиеся обстоятельства внушали ему уверенность или побуждали к осторожности. Запах затхлой конопли напоминал ему об одурманенных рыбах, а натыкаясь под водой на вершу, он осторожно ее обходил, ведь верша сулила опасность, неволю и, в конечном счете, гибель.

Как-то раз, еще давно, погнавшись за карпом, Лутра врезался в вершу; туда был путь, а обратно нет. Он схватил карпа, хотел вынести его на берег, но всюду натыкался на сетчатую стенку. В чем дело? Онметался из стороны в сторону, сетка не пускала, а в легких уже иссякал воздух; Лутра, большой Лутра стал задыхаться. Теперь ему было не до карпа, лишь бы выжить. Бросив рыбу, он дергал, рвал, грыз сетку, пока не выбрался на поверхность, — иначе еще минута, и он бы погиб. Выдра может долго находиться под водой, но если время от времени не набирает в легкие воздух, то, конечно, задыхается.

С тех пор Лутра осторожно проплывает возле верши и боится даже прикоснуться к ней, хотя и не знает, что это такое. Там часто плещутся рыбы — заманчивая добыча, — которым уже не спастись, однако он обходит вершу стороной, что-то предупреждает его об опасности.

В норе уже царил полумрак. На старом тополе каркали вороны; Лутра, потянувшись, сел и прислушался. По берегу шли люди. Топот приближался.

Тогда он пошире раскрыл глаза и стал смотреть в окошко туннеля, где тени сначала колыхались, а потом замерли. Стук шагов стих над самой норой.

— Она, верно, где-то здесь, черт ее задави! Какой же ты, Миклош, охотник, если не можешь ее поймать?

— Здесь ее нет, — отозвался другой голос. — Я обошел весь берег, нет даже следа выдровой норы.

— Ну, коли ты ищешь нору…

—Да, нору. Под берегом ей не спрятаться, там нет подходящей норы. Иногда выдры живут в дуплах; конечно, не на верхушках деревьев; на худой конец спят в стогах сена.

— Не поискать ли тебе ее на колокольне?

— Не болтай чепухи, — топнул ногой егерь. — Давай говорить серьезно или помолчим.

— Я говорю серьезно. Поэтому и упомянул о колокольне. Может, выдры и часы выправляют.

— Ну, с тобой совсем разговаривать нельзя.

— Почему же нельзя? Покойный старик Салаи каждый год продавал по несколько выдровых шкурок, а ты не добыл ни одной. И ружьем не застрелил, и в капкан не поймал.

— Я пять хорьков поймал и убил восемь лисиц. Чего тебе от меня надо?

— Поймай выдру! Я рыбак, что мне за дело до лисы и хорька? Меня зло берет, когда я нахожу тут убитого карпа, там сома. Эта свинья не съедает их, убьет, откусит немного и бросит. Ты же не будешь отрицать, что выдра губит рыбу ?

— Конечно! — раздраженно ответил егерь. — Здесь где-то она, наверно, — и он сердито топнул ногой в нескольких метрах над Лутрой. — Но мы имеем дело с какой-то старой стервой, хитрой шельмой, которую только случай может дать нам в руки.

Поглядывая наверх, Лутра чесался, хотя блох у него но было.

Ему не нравился этот топот и слишком близкие человеческие голоса.

Рыбак скрутил цигарку и сунул кисет егерю.

— Закуривай, Миклош. Леший побери твою выдру!

— Если бы она была моя!

— Мельник говорит, она таскает у него гусей. Средь бела дня одного уволокла.

— Ничего подобного. Я сам видел. Гуся утащил сом. Видно, огромный сом, ведь когда гусь пропал, вода сразу поднялась, точно затонула телега.

— Да ну! — рыбак посмотрел на егеря, и глаза у него заблестели. — Да ну!

— Говорю тебе. И не приставай ко мне с той выдрой, она и так в печенках у меня сидит.

— Я и не собирался тебя дразнить, сам знаешь: когда разозлишься, то и наговоришь лишнего. Но с тем сомом неплохо бы поесть из одной миски, как думаешь?

— Думаю, что возле этой миски и мне место нашлось бы.

— То-то же, — кивнул рыбак. — Приходи сюда на рассвете, будем метать невод.

А под ними в норе Лутра смотрел в темноту. Потом, перевернувшись на другой бок, лег поудобней, — ведь шаги и голоса смолкли. Позже на тополе начала каркать серая ворона, что окончательно успокоило выдру. Ворона, разумеется, говорила лишь «кар, ка-а-ар», но это означало, что люди ушли, и если кружащей поблизости сестрице пришла охота поболтать немного, на сухих ветках тополя найдется место присоседиться, и опасности нет.

Уже наступили сумерки. Крона большого тополя плавала в красноватой тени, и над большим лугом, как от дыхания на холоде, полз осенний туман. Солнце вскоре опустилось к краю небосклона, его красная тарелка словно расплющилась и тут же погасла. На западе еще некоторое время слегка светились облака, потом луг окутала мгла и лишь серебряный бич реки извивался, лепеча что-то в ночи.

Наступил момент, когда встают ночные охотники.

Возле зарослей камыша сидел лис Карак, чуть погодя он незаметно выполз на луг. В туманной выси долго кричала сначала одна, затем другая запоздалая перелетная птица, но это не привлекло его внимания. Глаза лиса горели зелеными огоньками и навостренные уши вбирали голоса мрака. Он потянул разок-другой своим влажным носом, потом сердито почесался, — ни нос, ни уши ничего ему не сказали. Ни об опасности, ни о пище. А Карак был голоден, и его желудок точно предупреждал: