Лунные дороги - [18]

За шесть лет Ван-Мэй ни разу не ездила к родителям. На летние каникулы все разъезжались по домам, а ее отправляли в элитарный пионерский лагерь в Ватутинки. Для Наташи Ван-Мэй была инопланетянином, с совершенно другим, упорно-радостным восприятием мира. Они прожили шесть лет в одной комнате, знали запах друг друга, но ни разу Ван-Мэй не сняла свою воспитанную маску.

Ван-Мэй привносила в обыденность интернатской жизни разнообразие. Ее часто увозили в китайское посольство. Китайское посольство! Девчонки с голодным нетерпением ждали подругу, из посольства она всегда привозила диковинные вкусности: лапшу, конфеты в рисовых обертках — эти конфетки можно есть вместе с фантиками, они мгновенно таяли во рту. Больше всего Наташе нравились тончайшие макароны с острейшим соусом. Пять макаронных заговорщиц варили лапшу на электрической плитке, взятой у небезызвестной уборщицы. Запершись в комнате, с жадностью всасывали мучных змеек. От острого соуса потели носы.

Как настоящий обжора, начав говорить о еде, не могу остановиться, поэтому, если не хотите испытать то, что испытываю я, всякий раз глядя на еду, переверните страницу! Переверните! Откажите себе в удовольствии, а я над вами посмеюсь.

Недалеко от интерната на Неглинной улице, около ресторана «Арарат», располагался небольшой магазин «Чай». Там с левой стороны продавались конфеты, с правой — восточные сладости: нуга, халва, инжир, финики, напротив входа стоял пузатый кофейный автомат. Автомат, довольно пыхтя, раздавал замечательный кофе. Чашка кофею стоила пятьдесят копеек, а вкуснейшее, свежайшее пирожное — два двадцать старыми рублями. Итого цена абсолютного счастья — два семьдесят дореформенных рубля. Как только у детей заводились денежки, они бежали вкушать райскую трапезу.

Мария Константиновна часто в конверт с письмом вкладывала три рубля, иногда пять, а уж когда у Наташи было десять, она чувствовала себя богачкой — можно и подружку пригласить. Интересно, куда девается детское умение полностью отдаваться счастью? Взрослея, люди всегда счастливы с оттенком «хотя».

На витрине огромные дорогие коробки, а тут, тут и тут небольшие с черносливом, с вишней, с рябиной в шоколаде! И стоят-то всего 12, ну или 13 рублей. А клюква в сахарной пудре! А какая пастила! Воздушная, разноцветная пастила. А зефир! Зефир — эфир! Боже, какая поэтика! Заплатишь червонец с небольшим и летишь на райскую планету!

В интернате училась англичанка — Анечка Стоун. Девочка приехала маленькая, тоненькая, в ней не было и сорока килограммов. И все плакала бедная. Первое время ей было тяжело от бытовой неустроенности, от невозможности принимать каждый день душ. И она рыдала, рыдала. Девочки испугались, что она совсем изрыдается, всем коллективом принялись успокаивать, сочувственно спрашивали:

— «А как же ты, Анечка, живешь в Англии?».

— «У нас семья очень скромная. Моя папа рабочий, мама учительница. У меня

младший бразик. Живем в маленьком домике, всего семь комнат. Ах, моя домик!». И опять разливается озерами слез. Девочки жалели иностранку, что, впрочем, не мешало им покрываться легким румянцем зависти.

— Ты погляди, какие у нее сапожки!

— Да, а туфельки!

— Да, если бы у меня были такие красивые заколочки, я была бы самой счастливой!

Хозяйственная Наташа была безразлична к девчачьим безделушкам, больше всего ее поразила коробка стирального порошка ярко голубого цвета. Порошок так чудесно пах! В Советском Союзе в то время порошка и в помине не было. Как народ ликовал, когда в продаже появились грязно-серые коробки «Мыльные хлопья» — это тонко наструганное мыло, которое довольно быстро растворялось в воде. Пахли хлопья не очень то приятно, но весь советский народ дивился прогрессу. Потом появился порошок «Новость» — неплохой порошок. И опять всенародное ликованье!

Редчайший дар человека — умение привыкать. Анечка скоро утешилась, нашла успокоение в еде. Ей нравилась любая русская еда, столовская пища не была обижена вниманием иностранки. Если большинство девочек отказывались от каш, макарон, киселей, то Анечка съедала все. Она уверяла, что русская кухня вкуснее английской. В этом то уж нет сомнения, наверное, англичане потому так любят чай, что им все время кушать хочется. Анечке Стоун по английской привычке приглянулся магазинчик «Чай». Когда она в него входила, казалось, что конфеты, пряники и финики испуганно прячутся под прилавки, опасаясь зверского аппетита Анны. Она устраивала массовый террор сладостям, поедая конфеты килограммами. Невоздержанность наказуема, в результате своих чревоугодливых пристрастий к концу учебного года Анечка была похожа на чистого розовенького поросеночка с рыжей челочкой весом в 56 килограммов. Педагоги опомнились, схватились за голову и строго сказали: «Если за лето не похудеешь — придется тебя отчислить!».

К сентябрю Аня приехала снова весом в сорок два килограмма, наверное, сказалась благовоспитанность английских харчей, не терпящих излишества ни в чем. С тех «похудевших» пор Анечка предусмотрительно обходила стороной коварный магазинчик. Там же около интерната находились самые большие магазины Москвы — «Детский мир», ЦУМ, ГУМ, «Петровский Пассаж». Теперь в свободное от занятий время бедная Анна ходила туда вместе с советскими подружками, совершенно не разделяя их шумного восхищения. Она все время дивилась Наташе, которая зависала у витрин. У советских людей свои радости, непонятные иностранцам. Наталья обожала разглядывать манекены в платьях, казавшихся ей безупречно элегантными. А когда Наташа смотрела на витрины фруктовых магазинов, где высокими пирамидками были сложены чудесные фрукты, а по стеклу струилась водичка, у девочки кружилась голова: «Вот вырасту, буду зарабатывать много денег и куплю все это!». Обещание Наталья сдержала, когда выросла и стала зарабатывать деньги, она приезжала именно в магазины своего детства, чтобы купить фрукты для своих детей.