Лунные часы (Сказка для взрослых пионерского возраста) - [2]

В общем, все были при деле, все заняты, а мне, сколько себя помню, всё время навязывали Петрову — то играй с ней, то гуляй, то помоги задачку решить…Во-первых, мол, ты старше, а во вторых — мальчик, мужчина. И до того меня доставали с Петровой, что я стал с горя удирать в Дом Пионеров в кружок авиамоделей. Петрову к нам, слава Богу, не приняли, свободные места были только в ансамбле Народного танца, куда никто не шёл. Так она мне назло записалась в этот ансамбль и каждый вечер топала над головой свои «бульбы» и «гопаки», а мне ничего не оставалось, как подняться к ней и засесть вместе за её задачки. А бабушки внизу стрекотали вязальной машинкой и наслаждались тишиной.

Но, в конце концов, Петрова до того дотопалась, что её бабушка тоже сбежала к какому-то чужому дедушке в связанном ею свитере, а маме Петровой пришлось устраиваться на работу в Москве и самой её воспитывать.

Но без бродячей жизни и петровского папы она стала тосковать, психовать, а моя бабушка сказала, что нечего заводить детей, если не собираешься их воспитывать, что она тоже могла бы сбежать к какому-либо дедушке, если б не было нашего. Что им с дедушкой тоже пора отдохнуть от нас и съездить хотя бы на родину, на Кубань. А я обиделся и сказал — ну и скатертью дорожка, только не навязывайте мне Петрову.

Тут и лето наступило, и победа на соревнованиях, и эта путёвка на Кавказ. А бабушка с дедушкой уже и телеграмму на свою Кубань отправили — встречайте, мол, вагон такой-то…Но тут позвонила моя мама из экспедиции и сказала, что мама Петровой должна немедленно ехать туда к ним и спасать семью, что я уже большой мальчик и обязан понять, что поскольку Петрову не с кем оставить в Москве, мне надо взять её с собой. Что хотя Петрова далеко не отличница и не общественница, но из Дома Пионеров ей согласны выдать справку, и тогда можно будет выхлопотать вторую путёвку за наличные.

Я вообще-то реву редко, но тут заревел бы обязательно, однако не успел, потому что в дверь позвонила мама Петровой, сказав. что внизу её ждёт такси, что вот выписанная на Петрову путёвка и деньги на дорогу в конверте, что я не должен отпускать от себя Петрову ни на шаг, не разрешать ей сидеть на холодной земле, торчать в море больше пятнадцати минут, заплывать за буйки, есть немытые фрукты и больше трёх пачек мороженого зараз. Что квартиру она заперла, цветы и кота пристроила, а нам желает счастливого пути.

Из-за её спины выглядывала торжествующая Петрова с видом царевны-Лягушки, на которой я, реви-не реви, обязан жениться.

Мама Петровой расцеловала нас и умчалась «спасать семью».

— Алик, алло!..Что же ты молчишь? — кричала в телефон моя мама. Надо же — из тайги, из глуши, а слышно, будто рядом. Петрова вырвала у меня трубку.

— Здравствуйте, тётя Тоня. Не беспокойтесь, я за Аликом присмотрю…

Я тогда подумал, что кранты, жизнь кончена. Но даже Петровой не удалось испортить наше путешествие, хотя и приходилось тащить всю дорогу то рюкзак Петровой, то саму Петрову, то ей гриву расчёсывать, которая стала от походной жизни как шерсть у овец, что нам попадались в горах.

Насчёт «овечьей шерсти» Петрова обиделась, схватила ножницы и оттяпала себе полкосы.

— Ну, доволен?

— Теперь как пугало огородное, — сказал я.

Петрова стянула волосы на затылке аптечной резинкой и стала вылитый Чипполино. Тогда она захныкала, чтоб я ей немедленно купил шляпу, как у Утёсова из «Весёлых ребят». В утёсовской шляпе Петрова стала похожа на солнечное затмение — в центре нечто круглое, дочерна загорелое, а вокруг — корона из лохматого белого войлока.

Зеркало у нас имелось одно на всех — у Малики, да и то просто пустая пудреница. Петрова в утёсовской шляпе в нём не помещалась, но то, что помещалось, так ей понравилось, что она эту шляпу больше не снимала, даже спала в ней. Спальный мешок застёгнут до подбородка, а снаружи — голова в шляпе.

— Слышишь? — Петрова высунулась из мешка. Голова в шляпе так и поворачивалась туда-сюда, будто локатор.

Слух у Петровой был феноменальный — подсказки она слышала с последней парты.

Ребята крепко спали, сопели. Тимур даже похрапывал. Снаружи трещали цикады.

— Что я должен слышать? Дрыхни, а то завтра домой поедем!

Обычно это действовало безотказно.

— Труба, — шепнула Петрова, — Слышишь? Нас кто-то зовёт.

— Почему нас?

Но пока я выпутывался из мешка, чтобы привязать её руку к своей, (что я иногда делал в воспитательных целях и ради страховки от петровских сюрпризов), Петровой и след простыл.

Сияла полная луна, сияли крупные южные звёзды, снежные склоны и ледники, откуда мы недавно спустились. И огни белого города внизу, и море в огоньках катеров, в котором мы завтра вдоволь наплаваемся, и лунная дорожка до горизонта…

Трещали цикады. Но теперь и я слышал трубу, играющую побудку, где-то совсем неподалёку, и почему-то мне, как и Петровой, стало очевидно, что она зовёт на помощь. Даже не нас с Петровой, а именно меня, Олега Качалкина. Москва, улица Весенняя, дом 18, квартира 85, Советский Союз.

Вслед за Петровой я пошёл на звук. Ноги так и несли меня, мы побежали, потом почти полетели — так мне показалось, пока не очутились перед чёрной круглой дырой с откинутой, тоже круглой, дверью. Будто крышка от старинных карманных часов.