Лунная соната для бластера - [119]

Словно в ответ на этот вопрос, Рональд проявился на краю долины В нынешнем обличье он походил на бога-отца, каким его рисуют в детских книжках эвангелисты. Он махнул рукой, и асфальтовые спирали сгустились, налились тьмой.

— Verbal input invoke alarm dis prog… — бормотал я заклинания комречи, не обращая внимания на легкие оранжевые искры, непрерывным потоком извергаемые Дэвро и его братией и соскальзывавшие с моей брони. Почему он медлит? Почему не наносит удар в полную силу? Хочет поиграть со мной? Или опасается судьбы своего коллеги?

И снова удар пришел внезапно. Не дожидаясь, пока мы с Рональдом атакуем его аварийной программой, Дэвро попытался вырвать у нас из рук управление, чтобы выпущенная на свободу сила смела нас, как выпущенный из бутылки джинн. Это ему почти удалось. Струны ирреальности под моими пальцами ослабли, они уже не пели, звонко и ясно, а бренчали наподобие дряхлой шарманки. Спирали начали разбрасывать исчерна-лиловые клочья, прожигавшие ясно видимые следы в окружавшей нас мгле. Я едва увернулся от одного клока, кожей ощутив исходящий от него холод. Только огромным усилием мне удалось удержать контроль над происходящим. Мы с Рональдом вместе спустили инвок.

Вдвоем с Элис мы долго трудились, объединяя последние алгоритмы работы Ноя Релера с тем немногим, что я знал о программах аугмент-пакета колониальщиков, что сохранилось в искусственной памяти девушки, когда та — через Эрика — соединялась с нервной системой Меррилла. Угольная волна сорвалась с привязи, разметала полупризрачную орду за спиной Дэвро. Я слышал жуткие вопли выгорающих хакеров, пронзительный стон Каина. Но сам колониальщик устоял, хотя его серебряная броня покрылась вмятинами и потускнела. Я видел лицо майора — непроницаемое, жестокое, похожее на его броню. Я поражался его силе и ненавидел его.

Раз ты не хочешь умирать так — я предложу тебе иной способ. Я ушел в свободный полет. Загранье понеслось вокруг меня, как лунный пейзаж в том безумном марафоне. Дэвро кинулся по моему следу, горевшему травяным блеском. Но за моей спиной — десяток лет, прожитых больше на обороте, чем в реальности. Так неужели я не смогу победить?

Мы летели так быстро, что визуализаторы не поспевали за нами и междуосье вокруг смазывалось, сливалось в один зеленоватый поток. Я выписывал немыслимые петли, фигуры высшего хакерского пилотажа, мне наигрывал свои мелодии ветер данных… Дэвро не отставал, но ему полет давался тяжелее, чем мне. Он уставал. Выматывался. Становился уязвимее.

Мы «приземлились» в относительно стабильной области центрального датабанка, среди пурпурных скал, опутанных дымящейся паутиной каталога. Вокруг Дэвро клубились бурые вихри — его последнее убежище, все, что осталось от лоса дома Карела, — но оранжевое пламя уже лизало их, отгрызая по ниточке, по алгоритму, по аппаратному блоку.

Колониальщик переместился ко мне, мы столкнулись — две черно-серебряные фигуры, окутанные пламенем. И, уже активируя последние смертоносные инвоки, я заметил в руке Дэвро выросший неизвестно откуда изумрудный клинок.

Лезвие пронзило мою защиту словно воздух — потому что фильтр не воспринял его, как угрозу, потому что в этих звуковых файлах не было ничего опасного… кроме простого самоактиватора.

— Blackbird singing in the dead of night…

Ледяная волна прошла по хребту, сковав суставы, оцепенив мышцы.

— Take these broken wings and learn to fly…

Ирреальность выбросила меня страшным ударом под ложечку, я застыл, вмурованный в саркофаг костюма. Багровые скалы рассеивались, сменяясь приятными для глаза зеленоватыми стенами кабинета.

— All your life…

Стеклянная стена поднялась.

— You were only waiting for this moment to arrive, — закончил Дэвро с удовлетворением, шагнув ко мне.

Скованный параличом, я мог только бессильно проклинать собственную глупость. Если хакеры карелов проникли в полицейский лос, стерев личность Вилли — все, что хранилось в наших архивах, стало для них открытой книгой. Включая коды активации репрограмм для каждого из наших офицеров.

Среди этих репрограмм — боевых, ускоряющих, тактических — всегда есть одна, которую сам полицейский активировать не может. Та, которая остановит его, случись такая нужда. Именно ее я сейчас услышал.

Ловкие пальцы Дэвро нащупали застежки шлема. В глаза мне ударил настоящий — не сымитированный беготней нервных импульсов по затылочной коре — свет.

— Да… — прошептал колониальщик, и в глазах его я увидал отсвет той фантазии, что начинает творить реальность. Это были глаза визионера. — Это будет… подобающе…

Он выщелкнул из обоймы одну-единственную стрелку. Острие жидко блестело ядом.

И тут я осознал, что песня не кончилась.

Это было нелепо — репрограмма запускалась с первых строк, а делать внедряемый код больше необходимого бессмысленно. И однако мелодия нарастала, и пел ее уже кто-то другой.

— Blackbird singing in the dead of night…

У меня мурашки по коже пошли от этого, неслышного колониальщику голоса.

— Take these sunken eyes and learn to see —

Меня выбросило в ирреальность против моей воли , но я не узнавал виртшафта вокруг — незнакомые, неведомые формы, медленно плавящиеся под воздействием льющихся с невидимого неба зеленоватых лучей.