Лунная нить - [17]

В его лице что-то меняется, как будто он ухватился за удачную мысль.

– Хорошо, кондеса. Им разрешат покинуть замок.

Ноги подкашиваются от облегчения. Хочется поблагодарить его, но я сдерживаюсь. Он не имел права удерживать Ану и наших солдат. С какой стати я должна благодарить его за их освобождение? Руми спускается с тронного возвышения. Стража снова хватает меня за руки и тащит по узкому проходу, по обе стороны которого стоят лаксанские вельможи, глядящие на меня с нескрываемым презрением. Какие же они мерзкие!

Когда до высоких деревянных дверей остается всего несколько шагов, в зале раздается зычный голос Атока:

– И еще, кондеса.

Я настороженно оборачиваюсь; стража по-прежнему держит меня за руки.

– Теперь вы принадлежите мне. И не забывайте, что я могу взять в плен еще больше иллюстрийцев, если вы не прекратите упрямиться. Не искушайте меня. Теперь вы в моей власти.

От его слов по спине пробегают мурашки. Стражники толкают меня вперед; двери захлопываются, и грохот, многократно умноженный эхом, заполняет пустой коридор. Я замечаю, что за мной стоит двоюродный брат Атока. Стража плотно окружает меня, и я стискиваю зубы.

– Каково это – принадлежать Его Сиятельству? – спрашивает Руми. – Наверное, неприятно терять контроль над собственной жизнью.

– Я никому не принадлежу, – тихо возражаю я.

Руми молча смотрит на меня. Сложно понять, о чем он сейчас думает. Я гордо вскидываю подбородок, приготовившись к противостоянию, но Руми больше ничего не говорит. Аток хочет унизить меня, подчинить иллюстрийцев своей воле, стать более могущественным и получить законное право на престол благодаря браку. Если кондеса станет его королевой, иллюстрийцам придется покориться.

Что ж, к счастью, король-самозванец женится на мне, а не на ней.

Глава шестая

СТРАЖНИКИ ВОЛОКУТ МЕНЯ по коридорам, крепко держа за руки. Руми лениво плетется впереди.

– Я могу идти сама, – огрызаюсь я.

– Не сомневаюсь, – бросает Руми через плечо. – Но вам нельзя.

Да, нельзя. Для них я – дикое животное, которое не следует выпускать на волю в замке. Стиснув зубы, я с силой вырываюсь из их рук. Один из стражников пытается схватить меня снова, но я злобно огрызаюсь. Он отступает и растерянно смотрит на Руми.

– Если они тронут меня еще раз, я сломаю им носы. Имей в виду.

Руми вскидывает руки.

– Да вы опасны.

Я улыбаюсь, глядя ему в спину. Маленькая победа – тоже победа. Мы идем по длинному коридору, потом поднимаемся по лестницам. Меня охватывает ощущение полной безнадежности. Я не смогу найти Эстрейю, если буду под постоянным наблюдением. Надо как-то разговорить кузена короля.

– Значит, ты – двоюродный брат короля, – говорю я, переступая через курицу. Да, курицу. На третьем этаже. Вообще-то они должны гулять во дворе, а не по замку. Ох уж эти лаксанцы.

Руми не отвечает.

– Наверное, ты должен быть очень горд, – продолжаю я, входя в очередной коридор (на этот раз без куриц). – Если король умрет, ты следующий в очереди на престол?

Руми резко оборачивается и ошеломленно смотрит на меня.

– Я правильно понимаю, что это угроза жизни Его Величества, кондеса?

Я знаю, что это разозлит лаксанца, раболепствующего перед узурпатором, поэтому продолжаю его дразнить:

– Просто интересуюсь. Или вопросы тоже запрещены?

– О боги. Мы тут с вами, конечно, намучаемся.

– Не сомневайтесь.

Руми бормочет что-то об избалованных идиотах и отворачивается.

Не знаю, что на меня нашло и откуда взялось навязчивое желание задеть двоюродного братца короля, но мне понравилось. Сейчас я лишена возможности управлять своим телом, полностью обезоружена, но зато могу говорить что захочу. Возможно, именно поэтому мне так приятно злить его.

– Я могу выходить из комнаты? – спрашиваю я, пока мы идем по длинному коридору с одинаковыми узкими окнами. – И как вы поддерживаете тепло зимой, если в окнах нет стекол?

Я была в замке лишь однажды в сезон дождей. В это время года днем стоит невыносимая удушливая жара, а по вечерам идут ливни, напитывающие землю, чтобы она зеленела и цвела.

Руми с недоумением смотрит на меня.

– А с чего это вы интересуетесь окнами?

– Поддерживаю беседу, – отвечаю я.

Каждый раз, когда он раздражается, я тихонько злорадствую. Пусть это всего лишь незначительная победа, но я уже чувствую себя увереннее.

– Можем поговорить об Эль Лобо.

Руми хмурится.

– Вы хотели сказать, об этой гнусной бородавке на теле нашего королевства?

У меня свое мнение на этот счет, но реакция Руми заставляет проникнуться уважением к разбойнику.

– Он не так уж плох. Но если тебе не нравится эта тема, можешь предложить другую.

– Очень любезно с вашей стороны, – лениво протягивает Руми.

Наступает тишина, но вскоре он все-таки не выдерживает и спрашивает:

– Кто научил вас драться?

– Откуда ты знаешь, что я умею драться? – хмурюсь я.

– А вы часто носите кинжалы в качестве украшений? – издевательски спрашивает он. – Я видел, как вы отбивались во дворе.

Вздрагиваю, словно он дал мне пощечину. Мой проклятый характер, без сомнения, когда-нибудь меня погубит. Но по крайней мере лаксанцы поймут, что нельзя недооценивать иллюстрийцев и их кондесу.

– Нас всех учат драться, лаксанец. Или ты думал, мы целыми днями сидим сложа руки и любуемся собой?