Лунариум - [164]

Подлинное изучение физической природы самого близкого нам небесного тела началось той январской ночью 1610 года, когда Галилео Галилей направил на Луну только что изготовленный им телескоп. Вид Луны, открывшийся Галилею, поистине открыл дверь в новый мир: впервые человек увидел горы и долы иного небесного тела, столь похожие и в то же время отличные от любых деталей земного рельефа. Галилей же сделал первые зарисовки ‘лунной поверхности, придумал способ определения высоты лунных гор и понял, что темные пятна на Луне, заметные и невооруженным взглядом, не могут быть настоящими морями, а представляют собой обширные безводные низины.

Возможна ли жизнь на Луне, в том числе и разумная?

Ответы на этот вопрос стали неисчерпаемым источником для научно-фантастических произведений, начиная с Лукиана Самосатского. Прекрасный образец подхода к той же теме с позиций науки своего времени дал Фонтенель в «Диалогах о множественности обитаемых миров». В сущности, Фонтенель перечислил почти все доводы, на которые могут опираться косвенные аргументы в пользу обитаемости иных миров.

Решительным сторонником обитаемости Луны (и даже Солнца) был В. Гершель. Выдающийся наблюдатель и создатель крупнейших по тому времени телескопов, он считал лунные моря равнинами, покрытыми растительностью, а кратеры — развалинами лунных городов. Но именно он, пытаясь подметить какие-либо изменения на Луне, разработал метод зарисовок, когда ученый терпеливо изучает ночь за ночью один и тот же участок поверхности Луны, тщательно фиксируя все увиденное. И весь XIX век и половина XX века метод зарисовок был основным инструментом исследования Луны.

В XIX веке интерес к исследованиям Луны заметно упал. Благодаря открытию фотографии и спектрального анализа в центре внимания астрономов стало изучение Солнца и звезд; для планетной же астрономии, в том числе и для изучения Луны, эти могущественные методы давали немного, поскольку, во-первых, Луна светит не собственным, а отраженным светом, а, во-вторых, способность глаза различать и фиксировать мелкие детали оказалась значительно лучше, чем у фотопластинки.

И тем не менее процесс накопления знаний о природе Луны продолжался. В XIX веке стало ясно, что поверхность Луны темно-серая и почти лишена цветовых оттенков; что атмосфера Луны, если она и существует, весьма разрежена, что поверхность Луны сильно нагревается за 14-суточный лунный день и сильно остывает за столь же долгую лунную ночь. Именно на эти данные науки своего времени опирались Жюль Верн в своем романе «Из пушки на Луну» и Камиль Фламмарион в «Популярной астрономии». Интересно, что ученый Фламмарион был убежден в обитаемости Луны и других небесных тел, а фантаст Жюль Верн соблюдал в этом вопросе сугубую осторожность.

Открытие, что при достаточно низких температурах воздух, которым мы дышим, способен превращаться в жидкость, а потом и затвердевать, оживило интерес к проблеме жизни на Луне. Эта идея не умирала до последнего времени, и лишь обнаружение полной стерильности образцов лунных пород, доставленных на Землю космонавтами «Аполлонов» и автоматическими станциями «Луна», нанесло ей сокрушительный удар. Правда, не смертельный: ведь образцы взяты лишь из нескольких точек поверхности Луны…

Еще Галилей в «Звездном вестнике», вышедшем в 1610 году, сообщал, что поверхность Луны «изобилует неровностями», наиболее характерными из которых были круговые, окруженные кольцеобразными валами впадины, названные кратерами. А спустя пятьдесят семь лет Роберт Гук, бросая горох в сосуд с жидкой глиной, наблюдал возникновение образований, которые можно было бы назвать моделью «ударных кратеров». Но Гук не остановился на этом эксперименте: вскипятив масло, он заметил образование кратерообразных структур на его поверхности. Тем самым было положено начало знаменитой дискуссии о происхождении лунных кратеров. Являются ли они результатом вулканической деятельности на Луне или возникли под действием каких-то внешних сил? Представление об огненно-жидкой магме в недрах и Земли, и Луны, и всех других планет, временами вырывающейся на поверхность, казалось вполне естественным с позиций господствовавшей в XIX веке теории происхождения планет Канта — Лапласа. Но извержения вулканов на Луне, даже значительно более слабые, чем земные, были бы безусловно замечены с Земли. Однако никаких достоверных наблюдений этого явления не было. Так что же, Луна — это мертвый мир, навсегда застывший после бурных катаклизмов молодости?

Такой вывод после торжества идей эволюции в неживой и живой природе (напомним «Принципы геологии» Лайеля и «Происхождение видов» Ч. Дарвина) представлялся антинаучным. И раз вулканизм на Луне отсутствует, значит, поверхность Луны должна изменяться под действием внешних, космических сил, прежде всего падений гигантских метеоритов.

Яркую картину образования крупных лунных структур под действием космических ударов нарисовал решительный сторонник ударной теории, наш современник Ральф Болдуин. Казалось, ударная теория восторжествовала. Однако советский исследователь А. В. Хабаков, геолог по специальности, на основе тщательного изучения лунной топографии убедительно доказал, что различные детали лунной поверхности генетически связаны между собой и имеют разные возрасты, согласующиеся с хорошо заметными следами внутренних процессов (обвалы, сбросы, тектонические разломы). Далее советский астроном Н. А. Козырев открыл кратковременное выделение газов по центральной черте лунного кратера Аристарх. Наблюдения лунной радиоактивности с борта первого искусственного спутника Луны «Луна-10» показали, что лунные породы скорее всего имеют состав, аналогичный земным изверженным породам. А Нейл Армстронг, спустившись из кабины «Аполлона-11» на лунную поверхность, ступил на россыпь обломков базальтовых пород и частичек вулканического стекла…