Луна жестко стелет - [56]

Но проф охотно выносил усиленную тренировку, чтобы хоть как-то поднять свой шанс, так что я был вроде как запасной на случай, если его сердечко отключится, ради того и с грузилами таскался, что еще я мог? Точно так же и Ваечка. В разумении, что вдруг я тоже не смогу ехать. Но она считала, что вместе легче. Она всегда полагалась больше на добрые чувства, чем на логику.

А сверх всего, сверх партработы и тренировок, ферма сил требовала. Троих парней на сторону выдали в женатики, а обзавелись только двумя, Фрэнком и Али. И Грег ушел в «Лу-Но-Гон» прорабом-буровиком на строительство новой катапульты.

Без него там никак было. Людей нанять и расставить – это попотеть надо, причем со лба. Почти всюду мы могли использовать не членов партий, но на ключевых должностях надо было иметь партийных, политически подкованных и в то же время знающих дело. Грег не хотел идти. И на ферме он был нужен, и приход бросать ему не в жилу представлялось. Но уговорили.

По этому случаю я опять сделался на подхвате при свинарнике и в инкубаторе. Ганс – фермер сильный, нагрузку принял, вкалывал за двоих. Но с тех пор, как Дед от дел отошел, Грег еще и за управляющего у нас стал, а теперь это всё на Ганса свалилось. По старшинству мой черед был, но Ганс в этом лучше разбирался, поскольку отроду фермер. Мы так и рассчитывали, что он когда-нибудь Грега заменит. Вот я его и поддерживал, с его мнением соглашался и всячески старался помочь в те часы, что выкраивал. Свободной минутки не оставалось.

В конце февраля у меня выдалась долгая деловая поездка в Новолен, Саб-Тихо и Черчилл. Как раз закончили прокладку трубы через Центральный залив, так что я заскочил и в Гонконг: деловые контакты наладить, где я мог пообещать кое-чем помочь по-быстрому. Раньше это просто невозможно было, поскольку вертокат из Конец-городка в Белузихатчи ходил только в темные две недели.

Но деловые контакты – это был понт, главное – надо было наладить политические, они у нас с Гонконгом были очень слабые. Ваечка по телефону дело подготовила. Вторым членом ее ячейки был «камрад Клейтон», он не только чистым проходил по «Особому фонду „Зебра“», но и высоко оценивала его Ваечка. Клейтона держали в курсе, предупредили насчет стукачей, посоветовали с прежней организацией больше не связываться, а строить новую сеть троичных ячеек. При том, что с прежней организацией демонстративно не порывать, так Ваечка посоветовала.

Но телефон – это одно, а с глазу на глаз – совсем другое. И Гонконг должен был стать нашим оплотом. Он меньше был связан с Главлуной, поскольку у него было особое хозяйство. Более независимое, поскольку отсутствие транспортной привязки (вплоть до недавнего) лишало Гонконг доступа к главлунской катапульте. А финансово он был сильнее, поскольку обязательства банка «Гонконг-Луна» шли как деньги, лучшие, чем боны Лунсбербанка.

Так-то по закону гонконгские доллары «деньгами», как я понимаю, не считались. Главлуна их не принимала. Когда я билет покупал, чтобы на Эрзлю скатать, пришлось вперед боны Лунсбербанка выменивать. Но захватил туда с собой я гонконгские доллары, на Эрзле их можно было продать довольно выгодно, а боны Лунсбербанка шли почти за мусор. Деньги не деньги, а банкноты честных китайских банкиров курс имели в отличие от бон, которыми Главлуна могла распорядиться, как хотела. Сто гонконгских долларов равнялись 31, 1 грамма золота (старая тройская унция), и золото можно было по этому курсу получить в гонконгской конторе, у них оно там было, кстати, австралийское. Или другие товары: техническую воду, сортовую сталь, тяжелую воду для энергореакторов по спецификации и прочие вещи. За боны тоже можно было купить, но Главлуна постоянно взвинчивала цены. Я по налогообложению не специалист. Когда Майк брался объяснять, у меня голова пухла. Просто зарубил себе, что эти «не-деньги» мы берем со всем нашим удовольствием, а бон сторонимся не просто потому, что терпеть не можем Главлуну.

Гонконг должен был стать оплотом партии. Но пока что не стал. И мы решили, что я там должен побывать, рискнуть на глаза показаться и даже запомниться, поскольку однорукому поменять облик не так просто. Был риск, что я поставлю под угрозу не только себя, но вдобавок и Ваечку, Маму, Грега и Сидру, если завалюсь. Но ведь любая революция – дело рискованное.

Оказалось, что «камрад Клейтон» – молодой япоша. То есть, может, и не молодой, поскольку япоши очень долго выглядят, как молодые, а потом вдруг бах! – и сразу как старики. Не чистокровный япоша, а отчасти малай и еще кто-то, но имя у него японское, и дом устроен на японский манер. Всем правят «гири»[12] и «гиму»[13], но, на мое счастье, по отношению к Ваечке у них то еще «гиму» было.

Никаких криминалов за предками Клейтона не числилось. Его народ «добровольно» проследовал на посадку под конвоем, когда Большой Китай свою империю на Эрзле крепил. Но это против Клейтона не говорило. Он Вертухая ненавидел так же люто, как и любой старый зек.

Сначала мы с ним встретились в «чайном домике», то есть в харчевне, как у нас в Эл-сити говорят, и часа два говорили за что угодно кроме политики. Он пригляделся ко мне, домой к себе пригласил. К японскому гостеприимству у меня только одна претензия: эти их ванны до подбородка кровь из носу какие горячущие.