Луна в канун Гомрата - [18]

– Да, это точно, – сказал Альбанак. – Там, на дороге был Охотник.

– Ты видел его? – спросил Каделлин с тревогой.

– Видел. Он шел вслед за Колином, покинув свое ложе на Сияющей Вершине. Он хотел выяснить, кто его разбудил.

– Что? – спросил Колин. – А кто это был? Там, на дороге? Я слышал, что кто-то идет следом, или это мне показалось, но когда мы с тобой встретились, Альбанак, это мне представилось сплошной чепухой.

– Может, так оно и было.

– Да. Но о чем вы только что говорили?

– Так, одно старое воспоминание, – сказал Чародей. – Ничего плохого не произошло, так что и говорить больше не о чем. Давай я лучше попробую объяснить, что рассказывала Сьюзен. Это может коснуться нас всех.

– Надо думать, ты не собираешься придавать этому значение? Это же был только сон! Она ведь сама сказала! – взорвался Гаутер.

– Она сказала «как во сне», – заметил Каделлин. – Я бы сам с удовольствием счел это только сном. Но то, что она рассказала – правда, и я даже думаю, что кое-что она просто забыла.

Броллачан уволок девочку с того уровня мироздания, на котором люди родятся для жизни на земле. Он вверг ее в темноту, на тот бесформенный уровень существования, который чародеи называют Абрад. Оттуда она была поднята до Порога Летних Звезд. Он настолько же выше вашего человеческого мира, насколько Абрад – ниже. Мало кто из людей попадал в эти миры, еще меньше – вернулись назад, и ни один не вернулся, не испытав на себе перемен.

Ей довелось скакать верхом с Блистающими, с дочерьми Луны. Они побывали с ней за северным ветром, и вынуждены были оттуда вернуться. Но они не оставят ее совсем, потому что с ее помощью они смогут оживить свою силу в человеческом мире – Старое Волшебство, которое никому не подчиняется, потому что это Волшебство чувств, а не разума. Его можно почувствовать, но его нельзя познать. И в этом я не вижу ничего хорошего. И Сьюзен не случайно оказалась жертвой Броллачана. В этом заключалась еще и его месть. Она спасена и сейчас охраняема только браслетом, называемым Знаки Фохлы, – это ее благословение и ее проклятие. Потому что, с одной стороны, браслет охраняет ее против зла, которое иначе сокрушило бы ее. Но он же уводит ее все дальше и дальше от человеческих путей. Чем дольше он у нее на руке, тем больше она будет нуждаться в защите. Но сейчас уже слишком поздно его снимать. Уже одного этого хватило бы для тревог. А тут еще пришлось разбудить Старое Волшебство. Мне было бы легче жить, если бы я был уверен, что то, что сегодняшней ночью разбужено, может так же быстро снова заснуть.

Колин лежал без сна. Прошедшие ночь и день – все кружились у него в голове. Чародей уже давно ушел. Многое осталось невыясненным, многое не было понято. Но многое и было достигнуто – независимо от него. Поэтому он чувствовал себя не сознательным участником событий, а только чьим-то орудием. Зато Сьюзен была в безопасности, Сьюзен была… Колин сел в постели. Под открытым окном он услышал мягкий знакомый звук: топ, топ, топ, топ… Он выскочил из постели и подкрался к окну.

Двор прятался в тени дома. Колин прислушался. Было тихо. Он пригляделся и не смог сдержать крика, который вырвался у него из горла. Тень от крыши дома шла прямой чертой по двору, и над этой чертой высилась пара рогов, величественных гордых рогов королевского оленя.

Услышав крик Колина, тень шевельнулась и исчезла. Топ, топ, топ. Ночь опять наполнилась тишиной, как только шаги замерли вдали.

Всадники из Донна

На следующее утро оказалось, что происшествия минувшей ночи совершенно не повредили Сьюзен. Она хорошо выглядела и хорошо себя чувствовала. Однако Бесс настояла, чтобы девочка оставалась в постели и чтобы ее осмотрел доктор. Бесс была совершенно сбита с толку, когда доктор сказал, что решительно ничего не находит у Сьюзен.

Дни проходили. Ребята много времени проводили, обсуждая, что каждый из них видел или делал в те трудные дни. Сьюзен обнаружила, что в ее памяти невероятно быстро стираются события происходившие между ее падением в карьер и тем мигом, когда она проглотила Мотан. Это было как сон: ясный и вполне реальный по пробуждении, он скоро стал бледнеть и выцветать под наплывом событий, происходящих в действительной жизни. Она ничего не могла прибавить к тому, что рассказала сразу же после своего возвращения.

Сьюзен больше волновало то, что пережил Колин, и хотя он обо всем рассказал ей только вкратце, она после этого не спала несколько ночей.

Колин старался поподробнее обрисовать сестре увиденное им на небе после того, как он отшвырнул ее от окна, но ему это никак не удавалось. Самое большое, что он мог, это напомнить ей карты звездного неба, которые имелись у него в энциклопедии, где звезды и созвездия были частью рисунка, изображенного художником, например, Кассиопея в виде женщины, сидящей на стуле. Но эти описания никак не совпадали с представлениями о всадниках самой Сьюзен. Для Сьюзен Селемон была вполне реальной, во плоти, ну вот как Колин. Поэтому она никак не могла взять в толк, о чем он говорил.

И обоим было неясно, что же обозначают шаги, которые Колин слышал на дороге. Гаутер тоже не смог пролить свет на этот таинственный случай. Когда Колин спросил его, водятся ли на Эдже олени, тот ответил: