Луна костяной волшебницы - [98]

– Но разве тебя не злит, что ее чуть не убили? А ведь отдав мне флейту, ты сможешь отомстить Скованной душе, которая причинила твоей сестре боль.

– Но как?

– Мертвых нельзя убить, их можно лишь переправить в Загробные миры. – Я наклоняюсь к его уху. – Ты должен знать, где она прячет ее.

Уголки его губ подрагивают, пока он потирает мочку уха.

– Мы можем поговорить об этом, когда вернется Бастьен? Не думаю, что он простил меня за то, что я позволил тебе украсть мой нож.

– Бастьен лишь обрадуется, что ты отдал мне флейту. – Слезы наворачиваются на глаза, когда я произношу его имя. Но я старательно смаргиваю их. – Я могу разорвать связь наших душ, если сыграю на ней другую мелодию.

Марсель напрягается.

– Неужели все так просто?

– Я на это надеюсь, – отвечаю я, но не уточняю, откуда возникла эта теория или то, что мне неизвестно ни одной мелодии, разрывающей связь душ. – Прошу, Марсель. Сегодня полнолуние, а до полуночи осталось чуть больше трех часов. И именно в это время мне необходимо начать переправу. У меня осталось не так много времени.

– Полнолуние? – нахмурившись, повторяет он. – Но ты же говорила, что Леуррессы переправляют души в новолуние.

– Да, но на костяной флейте есть оба символа, полнолуния и новолуния. Сначала я думала, что знак полнолуния изображен для указания, в какой день Леуррессы должны исполнять обряд посвящения, но сегодня мне пришла мысль… что, если полная луна обозначает не только это? Что, если мертвецов можно переправлять и в полнолуние?

Марсель барабанит пальцами по губам.

– Самые большие отливы происходят как в полнолуние, так и в новолуние, – соглашается он.

– Я должна попытаться, – говорю я. – Но мне необходима костяная флейта.

Я стискиваю зубы и напрягаю мышцы, радуясь, что у меня важная миссия, которая отвлечет от грустных мыслей сегодня вечером. И остается лишь молиться, чтобы мама отправилась со мной на сухопутный мост. По крайней мере, она порадуется, что смогла вернуть флейту.

– А тебе хватит времени, чтобы найти других Перевозчиц и добраться до моста к полуночи? – спрашивает Марсель.

– Скорее всего хватит… если я побегу достаточно быстро. – Хотя для начала мне придется выбраться из катакомб и добраться до Шато Кре. Мои кости благодати должны помочь в этом. – Но мне нужно поторопиться. – Я дотрагиваюсь до его руки. – Прошу, Марсель. Ты знаешь, почему в Довре появилось так много заболевших в последнее время?

– К ним пристают мертвецы.

– Но дело не только в этом. Мертвые становятся сильнее, когда крадут Огонь – жизненные силы, питающие их души – у живых. И если мы промедлим, погибнет множество невинных людей.

Его брови сходятся вместе.

– Думаешь, они питаются душой Жюли? Она и раньше получала тяжелые ранения, но сейчас выглядит намного хуже.

– Вполне возможно. – Хотя я и не знаю на самом деле, как Скованные крадут Огонь. – Если мертвец вернется за ней, то вполне может убить ее. И когда это случится, погибнет и ее душа.

Марсель широко раскрывает глаза от осознания ужаса происходящего.

– Мне нужна флейта.

Он с трудом сглатывает.

– Верно. Я сейчас.

Он встряхивает руками, чтобы успокоиться, и, напустив на себя привычную беззаботность, неторопливо возвращается в комнату. Я отступаю чуть в сторону, чтобы не попасться на глаза Жюли, и наблюдаю за ним.

Марсель медленно подходит к стене с полками.

– Что ты делаешь? – рычит Жюли.

– Хочу перекусить, или на это нужно твое разрешение?

Повернувшись спиной к сестре, Марсель берет мешок из грубой ткани и, продолжая свой путь вдоль стены, начинает в нем рыться. Но внезапно его скручивает приступ кашля. Прижавшись плечом к полкам, он тянется к выступу из известняка. Видимо, в нем есть углубление, потому пальцы Марселя скрываются на мгновение, а затем он быстро опускает в мешок что-то тонкое и белое. Выпрямившись, он стучит кулаком по груди.

– Ты голодна? – Он вытаскивает из мешка ломоть хлеба.

– Не настолько, чтобы грызть этот покрытый плесенью камень. – Голос Жюли дрожит, будто она замерзла, хотя в катакомбах тепло, а она завернута в одеяло.

– Отличное сравнение. – Марсель бросает хлеб обратно в мешок и выходит с ним из комнаты.

Мы спешно отходим от двери на несколько шагов. Он вынимает из мешка флейту, и мое сердце пускается вскачь. Я тянусь к ней, но Марсель прижимает ее к груди.

– Ты должна сдержать свое обещание и никогда не возвращаться за Бастьеном, – шепчет Марсель. – Для нас с Жюли он наш лучший друг. И мы не хотим, чтобы он пострадал.

«Или умер», – судя по мрачному взгляду Марселя, едва не добавил он.

– Сдержу, – отвечаю я, чувствуя, как сводит живот. – Ты скажешь ему, что я знаю, как он любит Жюли, и… – Мой голос срывается. – Что желаю ему всего самого лучшего?

Марсель непонимающе смотрит на меня.

– Что?

– Ну, ты же видел их сегодня вечером.

– Ну, да… Вернее, Бастьен всегда заботился о Жюли, но ты его родственная душа.

У меня дрожит подбородок.

– Это не означает, что у него не могло возникнуть более сильной привязанности.

– Но…

– Бастьен окажется в большей безопасности с Жюли, Марсель. И ты это знаешь. Обещай, что продолжишь искать способ разорвать связь наших душ.

Его плечи опускаются.