Луна доктора Фауста - [120]

Когда рассвело, отряд двинулся по равнине, зажатой между двумя горными хребтами. Но все четыре ручья, повстречавшиеся им, оказались пересохшими.

– Лето, – объяснил Перико, – лето наделало дел… Но не стоит унывать: мы еще до полудня выйдем к реке Тара-Тара. Как ни мало в ней осталось воды, а нам хватит, чтобы окунуться с головой.

В восемь утра солнце уже жгло нестерпимо. Земля была все такая же – бесплодная и твердая. Насколько хватал взгляд, не было видно ни единого деревца. Впереди возвышалась покрытая зеленью гора. К небу поднимался дымок.

– Это деревня. Это вода, – еле ворочая пересохшим языком, сказал Филипп.

Но, кроме двух десятков старух, в деревне никого не было, а вместо обещанного Перико могучего и бурного горного потока солдаты увидели жалкий ручеек.

– Где же люди? Где река? – допытывался Гуттен у старух, но те отвечали только:

– Вода, вода.

– Когда вернутся жители?

– Вода, вода, – твердили они, прибавив еще несколько невразумительных фраз.

– Старуха говорит, – перевел Перико, – что все покинули деревню. Засуха была очень жестока. Они просят не мучить их, а прикончить сразу.

– Скажи, что им нечего нас бояться. Мы немного отдохнем здесь, а потом разобьем лагерь у подножья горы – до нее не дальше лиги, и, должно быть, она богаче водой и дичью, чем эта пустошь.

– Я тоже так думаю, – вмешался солдат по имени Серрано. – Позвольте, ваша милость, я с товарищами пойду вперед прямо сейчас. Мы уже утолили жажду. Хочется поскорей покинуть это дикое место.

– Что ж, мысль неплоха, – ответил Филипп. – Карвахаля теперь можно не бояться, а охотиться лучше мелкими отрядами, а не целым эскадроном.

– А кроме того, – продолжал Серрано, – мы проложим дорогу кавалерии: ведь на горных тропах тяжелей всего приходится лошадям.

– Хорошо, Серрано, я согласен с вами. Всем шестнадцати пехотинцам выступить немедля! Ждите нас на вершине. В Коро войдем вместе.

– Слушаю, сеньор губернатор, – сказал солдат.

– Да, вот еще что! Возьмите с собой драгоценности и карты: освободите лошадей от всякой клади. Мы все, за исключением Перико и Магдалены, пойдем пешком.

Гуттен, улыбаясь, простился со своим авангардом.

– Зря ты их отпустил, – буркнул Янычар.

– Почему? Мы же договорились о том, что нам лучше разделиться.

– Перед боем силы не дробят: лучше вместе поголодать, чем погибнуть поодиночке. А есть и вправду охота! Жаль только, нечего.

– Потерпи немного, – отвечал Диего Пласенсия, – как солнце сядет, все окрестное зверье придет на водопой. Тогда и пригодятся наши арбалеты.

– Эти бы речи да богу навстречу, – зевнув, сказал Янычар. – Что ж, ляжем спать.

Вскоре послышался его храп. Солдаты погрузились в сон.

Тревогу подняла Магдалена:

– Проснитесь, вставайте! Старухи сбежали!

– Они не поверили, что мы пришли с миром! – воскликнул Гуттен.

Уже удлинились тени и начал спадать нестерпимый зной, когда Филипп приказал выступать:

– Самое время. Разобьем лагерь у подножья горы. Нас мало, и мне не нравится, что старухи удрали. Они могут навести на нас воинов своего племени.

– Ты рассуждаешь правильно, – одобрил его Янычар. – Поторопимся убраться отсюда.

Лошади, утолив жажду и почуяв впереди свежую траву, галопом понеслись по равнине. Сьерра-де-Коро громоздилась уступами, напоминавшими крепостные башни. Дорога, ведшая в город, напоминала подъемный мост замка Вюрцбург. С каждым десятком шагов склон становился круче. Гуттен огляделся. Там, где гора острым клином врезалась в дорогу, росли несколько акаций необыкновенной толщины, способных выдержать тяжесть тела в гамаке. Внизу виднелась скалистая лощина, по дну которой тек пересыхающий ручей.

– Должно быть, стоит поискать маис для нас и какого-нибудь корма для лошадей, – сказал Янычар.

– Согласен, – вяло ответил Филипп, глядя, как на небо выплывает луна. – Ночь будет ясная, светло как днем, в поле виден каждый колосок.

– Итак, мы отправимся искать пропитания, – сказал Янычар, – а вы ожидайте нашего возвращения. С тобой остаются Вельзер, Грегорио Ромеро, Руис Вальехо и Диего Пласенсия. К полуночи будем в лагере.

Гуттен, улегшись в гамак, слушал, как стучат, постепенно замирая, копыта их коней.

– Ваша милость, – сказал Вальехо, – не позволите ли вы мне с малышами попробовать подстрелить зайца в той лощине?

– Ступай, – все так же вяло проговорил Филипп, чувствуя, что погружается в дремотную истому.

Смеркалось, и лучи заходящего солнца спорили с бессильным лунным сиянием. Наконец солнце скрылось за горизонт, сразу стемнело, ибо луна еще только начинала свой путь по небосводу.

– Глядите, ваша милость, – с тревогой сказал Пласенсия, – старые ведьмы вернулись в деревню и, должно быть, привели с собой людей. Вон сколько огней! Вовремя мы убрались оттуда. Они изрубили бы в куски наш крошечный изголодавшийся отряд.

Тьма стала совсем непроглядной, и луна не могла разогнать ее.

– Можно и нам развести костер? – спросил Ромеро.

– Делайте что хотите, друзья, – рассеянно ответил Филипп, предававшийся воспоминаниям о Фаусте и его пророчествах.

Солдаты, растянувшись в гамаках, заснули. Вельзер и еще двое сидели вокруг костра.

«О доктор Фауст, доктор Фауст! – думал Филипп, покачиваясь в гамаке. – Сколь велика твоя мудрость, сколь обширна твоя ученость! Да, я едва не погиб от руки испанца, по вине красавицы, и случилось это в ту ночь, когда полная луна налилась кроваво-красным цветом. Ты все предвидел, все предугадал, но в итоге ошибся. Иначе и быть не могло, ибо не звездами управляются людские деяния, но господней волей и собственным нашим желанием, которое даровал нам в неизреченной милости своей господь наш. Я – тот, кем всегда хотел быть, кем был и буду, доколе это угодно всевышнему. Это он хочет, чтобы я покорил страну омагуа и приобщил язычников к истинной вере…»