Луна черепов - [9]

Когда Кейн разобрался в своих ощущениях, даже грозная повелительница Накари утратила в его глазах свою значительность. Теперь пуританин видел в ней то, чем она являлась на самом деле, — вскарабкавшееся на трон грозных исполинов, дорвавшееся до невообразимой роскоши чуждого мира, злобное и испорченное дитя, затеявшее кощунственную игру. Сатанинское отродье, забавляющееся с безделушками, выброшенными неведомыми взрослыми. Кейн даже вздрогнул, когда попытался представить себе, каковы же тогда были «взрослые»?

Скоро, впрочем, Кейну пришлось убедиться, что дитя это играло не какими-то безделушками, а человеческими жизнями.

Толпа чернокожих воинов раздалась, и покои пересек богатырского сложения высокий негр. Четырежды падал он ниц перед троном, после чего покорно замер на коленях, очевидно дожидаясь позволения говорить. При его появлении с черной Накари моментально слетела маска ленивого безразличия. Женщина подобралась, напомнив англичанину стремительностью и грациозностью движений изготовившуюся к прыжку пантеру. Губы ее шевельнулись, и Кейн весь обратился в слух, пытаясь уловить ее слова. К своей радости, он понял, что здесь говорят на одном из диалектов хорошо известного ему языка речных племен.

— Говори! — Голос ее оказался под стать внешности — глубокий и бархатистый.

— Великая и Ужасная, — стоя на коленях, начал черный воин. Голос его был знаком пуританину. Приглядевшись, он распознал в негре командира отряда стражей утесов, что приговорил его к смерти у каменного моста.

— Да минует всепожирающий пламень твоего гнева ничтожнейшего из ничтожных, живущих лишь по воле твоей милости! — Голос чернокожего воина дрожал от священного страха.

Глаза черной хищницы опасно сузились, острый розовый язычок прошелся по белоснежным зубкам, делая ее особенно похожей на плотоядную кошку.

— Знаешь ли ты, отродье пожирателя падали, зачем ты нам понадобился?

— О Жар Опаляющей Красоты! Чужеземец, назвавшийся Кейном, не принес с собой никаких даров для тебя…

— Даров?! — Накари взорвалась, точно огнедышащий вулкан. — Да что за проку мне в жалких подношениях простых смертных! — Слова ее падали, подобно огненным бомбам. — Я вам велела убивать чернокожих без даров, но разве я говорила что-нибудь подобное насчет белого человека? — Голос ее стал опасно спокоен.

— О Негарийская Газель, этот человек взобрался на скалы ночью, подобно убийце, и при нем был невиданный длинный нож в два локтя длиной. Белый дьявол каким-то чудом увернулся от камня, который мы на него сбросили. Тогда мы встретили его на плато и сопроводили к Мосту-через-небо, где вознамерились с ним покончить. Ибо ты, Несравненная, однажды заметила, что тебе бесконечно наскучили ничтожные глупцы, ищущие твоего могущества!

— Чернокожие, отрыжка павиана! — зашипела Накари. — Только чернокожие!

— Зерцало Красоты, твой негодный раб ничего не знал! Белый человек бился с отвагой горного леопарда. Он убил двоих и вместе со вторым рухнул в бездну, сгинув без следа, Звезда Негари!

— Итак, — голос Накари источал яд, — это оказался первый настоящий мужчина из всех, когда-либо достигавших Страны Черепов. Он поистине мог бы… Поднимись на ноги, ты, презренный червь!

Воин поднялся на ноги, лицо негра посерело.

— Могучая Львица, но что, если этот человек пришел за…

Договорить ему не пришлось. Накари, равнодушная к любым оправданиям, сделала неуловимый жест. Двое копейщиков выступили из застывших, точно статуи, рядов личной гвардии повелительницы Страны Черепов. Деловито и равнодушно два широких лезвия пробили спину прогневавшего свою госпожу воина, который даже не успел обернуться. Провернув копья, стражники все так же равнодушно вернулись на свои места. Негр рухнул на колени, изо рта у него хлынула кровь, Кейн даже на таком расстоянии расслышал отвратительное бульканье. Мускулистое тело забилось в дикой агонии, заливая кровью черные ступени, и через какое-то время застыло у подножия исполинского трона, точно отброшенная надоевшая кукла.

Ряды воинов даже не дрогнули. Кейн уловил лишь движение глаз, показавшихся ему неестественно красными, и то, как иные облизывали толстые губы. Ни на одном лице пуританин не заметил следов несогласия или отвращения от происшедшего. Накари, приподнявшаяся и хищно раздувшая ноздри, когда жертву пронзили копья, вновь расслабилась на подушках. На ее прекрасном лице было выражение жестокого удовлетворения, а блестящие глаза подернулись сладострастной дымкой.

Безразличный взмах руки, и пара стражей, привычно ухватив бездыханное тело за ноги, уволокли его в боковой проход, который Кейну не было видно. Безвольные руки скользили по полу, вырисовывая жуткие узоры по широкому рдяному следу, остававшемуся за все еще кровоточащим телом. Только теперь англичанин обратил внимание на коричневые полосы, иные — почти свежие, иные — совсем затертые, в изобилии покрывавшие полированный камень. О скольких же отвратительных в своей жестокости кровавых событиях могли поведать каменные монстры, охранявшие трон, умей они говорить?

Больше у Кейна не было причин сомневаться в подлинности страшных историй, поведанных ему речными и лесными племенами. Народ этой страны, погрязший в кровавом разгуле, буквально дышал ужасом и насилием. Кровожадных дикарей совершенно лишило разума сознание собственной мощи. Они превратились в диких зверей, знающих лишь одно: убивать! Алые искры безумия таились в черных зрачках этого племени — искры, которые могли разгораться адовым пламенем.