Луи де Фюнес: Не говорите обо мне слишком много, дети мои! - [51]

— Мой дорогой, у вас сердце юноши! — сказал специалист, бросив взгляд на электрокардиограмму. — На всякий случай вот мой телефон.

Три дня спустя, мартовским утром 1975 года, сильная боль в груди приковала отца к постели. Не будучи неженкой, на сей раз он схватился обеими руками за грудь. Мама тотчас позвонила кардиологу.

— Успокойтесь, мадам, это все пищевод!

Не дожидаясь, пока муж посинеет, она вызывает на помощь пожарных. Не обученные на медфаке, они тем не менее сразу понимают, в чем дело, и звонят в «скорую», которая прибывает через пять минут.

Это инфаркт. Чтобы облегчить боль, принимаются меры на месте. Затем отца везут в больницу и помещают в отделение интенсивной терапии, где опутывают электродами и трубками. Клинике не доставляет никакой радости иметь дело с такой знаменитостью: им приходится все время отбивать атаки журналистов. Чтобы от них избавиться, запираются все выходы. Фото актера в реанимации уже стало бы их большой удачей, а если случится непоправимое, ему и вовсе бы не было цены.

В тот же день я приехал в больницу, где дежурный практикант, зная, что я медик, заговорил в мудреных медицинских терминах об ишемической болезни сердца…

— Послушайте, — говорю я ему, — я не разбираюсь в кардиологии. Я — рентгенолог и занимаюсь лечением женских грудей. С этим насосом для перекачки крови я не на «ты». Вы хотите сказать, что он не выкарабкается?

— Нет. Мы контролируем ситуацию. Но он не должен нервничать.

И действительно, выглядит отец неплохо. Под влиянием лекарств, разумеется, кажется спокойным и в хорошем настроении.

— Знаете, дети мои, этот инфаркт мне ниспослан Небом, мне очень повезло!

— В самом деле?

— Это сигнал. Мне не надо волноваться по всякому пустяку. К тому же я сам виноват. В последнее время я пил слишком много вина.

— Но ты же почти не пьешь!

— Напротив! Вчера вечером я выпил полбутылки в ресторане!

Нам ничего не оставалось, как улыбаться и не противоречить ему.

На другой день мама столкнулась в коридоре с очень достойного вида господином — заведующим отделением. Она могла бы об этом догадаться, увидев в петлице розетку ордена Почетного легиона.

— Какое страшное испытание для вас, мадам де Фюнес! Искренне вам сочувствую.

— Спасибо, профессор. Благодаря вашему персоналу ему гораздо лучше сегодня.

— Но, мадам, разве вы не видите, что ему совсем плохо? — говорит тот, пожимая ей руку.

— Неужели… он умрет?

— Увы, — кивает врач и отворачивается.

Мама чуть не падает в обморок, но ее вовремя подхватывает медсестра. По иронии судьбы через месяц отец, живой и уже почти здоровый, увидел входящего в палату удрученного практиканта.

— Что случилось?

— Сегодня утром умер профессор!

— Господи! От чего?

— Сердце!..

— Вот беда-то! Господи, Господи!

Мама едва удержалась от смеха.

Отец тем временем постепенно набирается сил. Ему оказывают особое внимание. И маме предоставлена койка в его палате. Я решил вернуться на работу в Тунис. На Пасху больница опустела, весь персонал отправился праздновать.

— Луи, я пойду пообедать и тотчас вернусь! — говорит мама.

— А ты не могла бы остаться?

— Конечно. Тебе плохо?

— Нет, но мне бы не хотелось, чтобы ты уходила.

Она осталась с ним и заговорила о пустяках. И внезапно заметила, что он молчит. Лицо его искривилось. А аппарат, к которому он подключен, зазвонил. На экране сердечная кривая судорожно задергалась, потом выровнялась. В палату вбежал дежурный практикант.

— Что происходит? — спрашивает мама.

— Не знаю.

Отец в полузабытьи жалобно стонет. Молодой врач, обливаясь потом, лишь таращит глаза.

— Облегчите же ему боль! Сделайте укол морфия, как поступила «скорая помощь», — требует мама.

— Нет, не могу…

— Тогда примите другие меры! Сами видите, все повторяется, как в первый раз!

На экране кривая становится все более ровной. Присутствующие сестры пребывают в растерянности.

— Немедленно вызовите лечащего врача!

— Мы не знаем номера его загородного телефона.

В этот момент молоденькая сиделка делает маме знак выйти. Открывает своим ключом кабинет врача. Разумеется, его номер телефона на письменном столе. И он отвечает на первый же звонок.

— Быстро позовите практиканта.

Он дает ему точные указания. И когда через час приезжает сам, отцу уже лучше. Позднее он расскажет, что не испытывал никакой боли. Только ощущал в своей руке руку мамы. Вели бы не она и сиделка, карьера Луи де Фюнеса закончилась бы в пасхальный вечер 1975 года.

— Знаете, на сей раз его сердце выдержало тяжелое испытание, — сказали мне на другой день.

Вопреки пессимистическим прогнозам, больной быстро пошел на поправку. Однажды утром я нашел его палату пустой.

— Месье де Фюнес на обследовании?

— Нет, нет, он гуляет.

Я застал его в соседней палате оживленно беседующим с четырьмя больными в пижамах, ничуть не смущенными тем, что болтают с самим Луи де Фюнесом.

— Разрешите вам представить моего сына Патрика! Он врач. Видишь, у всех этих господ тоже был инфаркт: они были неумерены в еде, злоупотребляли соусами, — рассказывает он, жестами показывая, с каким трудом проходит пища по пищеводу, а те четверо кивают с видом проштрафившихся детей. — С обжираловкой покончено! У этого господина уже второй инфаркт, а он не бросает курить, — продолжает отец, указывая на господина, весьма похожего на Раймона Бюссьера