Луи де Фюнес: Не говорите обо мне слишком много, дети мои! - [27]

Не привлекала его и компания любителей аперитива или стрелков по мишеням на одной из вилл в Любероне. Другие звезды покупали ради своего спокойствия дома за границей, а он предпочитал жить во Франции.

Однажды мы отправились полюбоваться своим новым жильем в новехоньком «ягуаре». Почему отец приобрел эту роскошную машину, столь противоречащую его скромным вкусам? Просто-напросто из-за двух ничем не связанных обстоятельств: своей левой ноги и Робера Дери. После съемок в 1955 году в картине «Ах, прекрасные вакханки!» отец впервые получил главную роль в пьесе Жоржа Соннье «Поппи». Ее играли в театре «Ар», небольшом зале, ныне не существующем, на улице Рошешуар. Он играл папашу-неаполитанца, закрывающего глаза на поведение дочери, которая продает себя направо и налево немецким, а потом американским солдатам. На премьере его скосила страшная боль в левом колене. Он свалился на пол и не мог подняться! Пришлось опустить занавес и отменить следующие представления. Рентгенолог впрыснул в больной сустав воздух и покрутил ногу во все стороны. По окончании этой пытки отцу сообщили, что он порвал мениск. Требовалась срочная операция. Хорошо знавший Мольера отец с недоверием отнесся к обещаниям скорого выздоровления.

Госпожа Рубежански, хозяйка театра, посещала его ежедневно и баловала нас с Оливье конфетами и шоколадом. Не имея сил прогнать такую милую особу, отец предложил установить на сцене кровать, чтобы играть лежа. Критики сочли пьесу аморальной, но восхищались талантом Луи де Фюнеса и изобретательностью режиссера.

Он принимал по часу в день ледяную ванну (так поступают с лошадьми), затем тщательно бинтовал ногу. И вскоре обратил внимание, что боль особенно усиливается после того, как он посидит за рулем.

— Если я хочу продолжать играть, дети мои, мне не следует нажимать на сцепление.

Фиолетовую машину марки «ДС-19» обменяли на черный полуавтомат «ДС», в точности такой, каким он пользовался в «Раввине Якове». Постепенно нога стала проходить, хотя и случился рецидив на «Большом вальсе», когда он танцевал севилиану.

В «Большой прогулке» Колетт Броссе играла маленькую роль хозяйки гостиницы и была занята на съемках всего три дня, после чего хотела отправиться отдыхать на Юго-Запад. Но съемки затягивались, и Роберу Дери пришлось уехать раньше нее, чтобы устроиться в снятом доме. Это была настоящая драма для таких голубков-неразлучников. Но о том, чтобы она оставила его одного на уик-энд, не могло быть и речи. Заказав билет на самолет до Биаррица на вечер пятницы, она после дня репетиций сцены «Мой конёк — постельное белье» опаздывала на самолет. Ехать, чтобы добраться до аэровокзала «Инвалиды», несколько минут. Отец как раз вышел следом за ней из студии, тоже куда-то опаздывая, и увидел ее, как она тщетно пытается поймать такси. «Садись. Я тебя подброшу, давай быстро, я тоже спешу!» Колетт не заставила себя ждать. Сев рядом с ним, она надеялась, что отец тотчас рванет с места. Но его «ДС» продолжала стоять на месте, а он не собирался жать на газ и лишь задумчиво смотрел вперед.

— Что ты медлишь, Луи, я опаздываю!

— Я жду, когда она закончит подниматься.

— Кто?

— Машина!

Машины этой марки, как было обозначено в проспекте, имели гидропневматические подвески, которые поднимались, когда запускали мотор, а затем опускались, чтобы стабилизироваться. Под впечатлением этой техники отец никогда не выруливал, не дождавшись завершения всего цикла, хотя это не имело никакого значения.

Колетт успела на самолет, но в последнюю минуту.

— Не может быть! — воскликнул Робер, услышав ее рассказ. — Он больше не должен ею пользоваться!

И стал донимать отца:

— Луи, купи «ягуара»! Увидишь, у тебя не будет никаких проблем. Тебе даже не придется переключать скорости!

— Но такая, как в фильме, не годится! В нее не влезет багаж! (Они снимали тогда «Маленького купальщика».)

— Да нет же, это седан.

— На кого я буду в ней похож? Подобные роскошные машины не для меня. Я не люблю шиковать!

— Зато будешь в безопасности. Она сделана из очень хорошего металла. К тому же у нее такая же приборная доска, что и в машине, на которой ты ездишь в фильме.

— Мне не по душе ездить на иномарке. Ну ладно, раз ты так считаешь…

Вот каким образом мы оказались в то утро в новеньком «ягуаре» на пути в Клермон. Робер, правда, скрыл от нас, сколько литров бензина пожирает эта машина. Как и в автомобиле хозяина «Маленького купальщика» месье Фуршома, на панели управления были тумблеры от двух раздельных баков.

— Ну вот, наконец-то видны крыши Шартрского собора! — воскликнул отец, делая очередной вираж. — Нет, вы только подумайте, левый бак уже пуст! Эта машина меня разорит! Придется переключиться на правый. Каким тумблером надо воспользоваться?

— Справа, папа!

— Где это справа?

— Под правым циферблатом, посредине.

— Его надо поднять или опустить?

— Опустить.

— О-ля-ля! Надо быть инженером, чтобы управлять этим барахлом! Слишком сложно для меня. И к тому же она качается и менее устойчива на шоссе, чем любая телега. Лучше заправимся сейчас, не дожидаясь, когда и этот бак опустеет!

Останавливаться для заправки приходилось чаще, чем на «ДС». Заправщики узнавали отца на каждой станции. Приходилось давать автографы, в чем он никогда не отказывал.