Лучший друг бога - [46]

– Я могу вытянуть шестнадцатиметровый диапазон, – немного погодя сказал Морго. – Этого хватит? По-моему, там приличная нагрузка.

– Но не та, что мне нужна, – возразил Провони.

– А сорокаметровый диапазон?

– Давай, – раздраженно сказал Провони. Он надел наушники и повернул ручку переменного конденсатора на приемном устройстве. Перекрестные помехи то появлялись, то исчезали, а затем он все же поймал обрывок сводки новостей: «… конец лагерям для перемещенных на… и с Луны возвращаются… многие из которых годами… вместе с этим – разрушение подрывной типографии на Шестнадцатой авеню…» – и сигнал пропал.

«Так ли я все расслышал? – спросил себя Провони. – Конец лагерям для перемещенных на Луну и в юго-восточной Юте? Все освобождены? Только Барнс мог решиться на это. Но даже Барнс… в это сложно поверить. Может быть, это причуда Грэма? – задумался он. – Мгновенная паническая реакция на три наших послания в типографию на Шестнадцатой авеню. Но если она была разгромлена, то там могли и не получить этих посланий; возможно, они получили два первых или только одно».

Он надеялся, что и правительство, и кордониты получили третье послание. Оно гласило: «Мы присоединимся к вам через шесть дней и возьмем на себя руководство правительством».

Он спросил у фроликсанина:

– Не мог бы ты увеличить мощность передачи и направлять третье послание снова и снова? Начнем, я могу записать для тебя ротационную петлю или кассету. – Он включил кассетник и произнес сообщение – свирепо, максимально раздельно и с предельным удовлетворением.

– В каком диапазоне частот? – спросил Морго. – На всех частотах, какие тебе только доступны. Если ты можешь запустить это в каналы частотной модуляции, то нам удалось бы представить и видеоизображение. Передать это прямо по их телевидению.

– Ладно. Это будет замечательно. Такое послание довольно загадочно; оно, к примеру, не упоминает, что я здесь один и что мои собратья отстают от нас на половину светового года.

– Пусть Уиллис Грэм догадается об этом, когда мы прибудем на Землю, – проворчал Провони.

– Я размышлял о том предполагаемом воздействии, – сказал Морго, – которое мое присутствие окажет на твоего мистера Грэма и его корешей. Прежде всего они обнаружат, что я не могу умереть, и это напугает их. Они поймут, что при соответствующем питании я могу расти и что вдобавок я способен использовать для питания практически любое вещество. В-третьих…

– Нечто другое, – перебил Провони. – Ты – нечто другое.

– Нечто другое?

– В этом-то вся и суть.

– Ты имеешь в виду психологический эффект?

– Ну да, – мрачно кивнул Провони.

– Думаю, – сказал Морго, – что моя способность заменять отдельные части живых организмов своей собственной онтологической субстанцией напугает их больше всего. Когда я проявлю себя в чем-нибудь незначительном – скажем, в стуле, – поглощая действительный объект как источник энергии… то это событие, правильно ими оцененное, приведет их в панический ужас. Как ты уже видел, я могу замещать собой любой объект; для моего роста, Торс Провони, не существует никаких объективных пределов – разумеется, пока я питаюсь. Я могу стать целым зданием, в котором работает мистер Грэм; я могу стать многоквартирным домом, где проживает пять тысяч людей. Кроме того… – Морго заколебался, – есть и кое-что еще. Но этого я пока не буду обсуждать.

Провони задумался. У фроликсан не было какой-то определенной формы; исторически способ их выживания заключался в имитации предметов или других живых существ. Их сила состояла в том, что они могли «впитывать» эти живые существа, становиться ими, используя их как источник энергии, сбрасывая затем их пустые оболочки. Этот процесс, подобный картине ракового заболевания, невозможно было бы так запросто распознать с помощью следственного аппарата полиции Грэма; даже когда процесс трансформации затрагивал жизненно важные органы, имитированное существо полностью сохраняло жизнедеятельность. Смерть наступала, когда фроликсанин удалялся – прекращал поддерживать функционирование поддельных легких, сердца, почек. Фроликсанская печень, к примеру, работала точно так же, как и замещенная ею подлинная печень, однако, поглотив все мало-мальски значимое, она не была склонна оставаться на своем месте.

Но самым устрашающим было вторжение фроликсанина в мозг. Человек – или любой другой организм, подвергшийся вторжению, – страдал от псевдо-психотических мыслительных процессов, которые он не мог признать своими собственными… и не ошибался – они таковыми и не были. И постепенно, по мере того как его мозг «впитывался» и замещался, все его мыслительные процессы становились фроликсанскими. И тогда фроликсанин отбрасывал его, и он просто прекращал быть, полностью лишенный психического содержания.

– К счастью, – задумчиво произнес Провони, – вы весьма изобретательны в выборе «хозяев», поскольку у вас нет заинтересованности в колонизации Земли и нет намерения положить конец существованию человеческих организмов. Вас занимают только структуры управления. – «И как только все необходимое будет проделано, – размышлял он, – вы удалитесь. Разве не так?»