Лучшее во мне - [51]

Словом, обо всем. И по дороге сюда я поняла: хорошо, что Так тебе ничего обо мне не рассказывал.

— К чему ты ведешь?

— Когда мы вчера были в гараже… — Она помедлила, подбирая слова. — Думаю, я вела себя неправильно и должна извиниться.

— За что?

— Не могу объяснить. Я о том, что…

Она умолкла на полуслове. Какое-то время Доусон смотрел на нее и наконец сделал шаг навстречу.

— С тобой все в порядке, Аманда?

— Не знаю, — призналась она. — Я уже ничего не понимаю. В юности все было гораздо проще.

— Что ты хочешь этим сказать? — после паузы спросил Доусон. Аманда подняла на него глаза.

— Надеюсь, ты понимаешь, что я не та девчонка, которой была когда-то, — проговорила она. — Я жена и мать и, как все, не идеальна. Мне трудно даются решения, я ошибаюсь и часто спрашиваю себя, кто я на самом деле и чего стоит моя жизнь. Я не какая-то особенная, Доусон, ты должен это знать. Тебе нужно понять, что я… самая обычная.

— Ты не обычная.

В глазах Аманды застыло страдание, но ее взгляд оставался твердым.

— Я знаю, ты в это веришь. Но ты не прав. Просто все, что я сейчас делаю, для меня необычно.

Я чувствую себя не в своей тарелке. Все-таки жаль, что Так мне ни словом не обмолвился о тебе — тогда я подготовилась бы к этому уик-энду. — Аманда машинально дотронулась до серебряного медальона. — Я не хочу совершить ошибки.

Доусон переступил с ноги на ногу. Он понимал, почему она сказала то, что сказала, и любил ее за это. Впрочем, говорить вслух последнее, он знал, не стоит. Не это она хотела от него услышать.

— Мы просто беседовали с тобой, ужинали, вспоминали, — как можно мягче проговорил он. — Вот и все. Ты не сделала ничего предосудительного.

— Нет, сделала. — Аманда улыбнулась, но не смогла скрыть свою грусть. — Я не сказала матери, что ты здесь. И мужу тоже не сказала.

— А хочешь? — спросил Доусон.

Тот же вопрос? Сама того не зная, мать спросила ее о том же. Аманда знала, что должна сказать, но здесь и сейчас просто не могла произнести этих слов, а потому лишь покачала головой.

— Нет, — наконец прошептала она.

Доусон, казалось, почувствовал сковавший ее после этого признания страх, и коснулся руки Аманды.

— Поедем в Вандемир, — произнес он. — Нам надо исполнить завещание Така.

Аманда кивнула, покоряясь мягкой настойчивости прикосновения Доусона, но ощутила, как некая часть ее существа ускользает из-под ее контроля, и почти смирилась с этим.

Обойдя вокруг машины, Доусон открыл перед Амандой пассажирскую дверь. Чувствуя головокружение, Аманда села, спрятала сумочку за своим сиденьем и вынула карту. В это время Доусон достал из арендованной машины коробку с прахом Така, поставил ее за водительское сиденье и, накрыв своим пиджаком, устроился за рулем.

Прежде чем повернуть ключ зажигания, Доусон выжал педаль, и мотор взревел. Затем он несколько раз нажал на газ, и машина слегка завибрировала. Наконец звук мотора на холостом ходу выровнялся, и тогда Доусон дал задний ход, вывел машину из гаража и медленно, объезжая выбоины, двинулся к шоссе. Когда они проезжали через Ориентал и выруливали на тихое шоссе, рокот двигателя стих, но незначительно.

Мало-помалу Аманда стала успокаиваться. Все, что ей нужно, она видела краем глаза. Доусон держал руль одной рукой — поза, до боли знакомая ей с тех давних пор, когда они бесцельно колесили по дорогам. Так бывало, когда его ничто не тревожило, и когда он переключил передачу и мышцы его руки, напрягшись, тут же расслабились, Аманда снова почувствовала, что он совершенно спокоен.

Машина набирала скорость, волосы Аманды хлестали ее по лицу, и она собрала их в хвост.

Двигатель работал слишком громко, и шум машины не позволял разговаривать, но Аманду это вполне устраивало. Ей хотелось побыть наедине со своими мыслями, хотелось побыть один на один с Доусоном, и как только машина стала накручивать мили, ее недавняя тревога стала исчезать, словно унесенная ветром.

Несмотря на пустую дорогу, Доусон не прибавлял скорости. Он никуда не спешил, Аманда тоже. Вместе с мужчиной, которого когда-то любила, она ехала туда, где ни он, ни она никогда не были, и думала, что подобная ситуация всего несколько лет назад ей показалась бы абсурдной. Она и сейчас представлялась ей ненормальной и невообразимой, но в то же время очень увлекательной. На какое-то время Аманда перестала чувствовать себя женой, матерью или дочерью, и впервые за долгие годы почувствовала себя свободной.

Впрочем, с Доусоном она всегда была свободной. Он выставил локоть из окна, чем привлек к себе внимание Аманды. Бросив на него взгляд, она пыталась вспомнить кого-нибудь, кто хоть отдаленно напоминал бы его. В его глазах, лучившихся морщинками, читались мудрость, боль и печаль. «Каким бы он стал отцом?» — думала Аманда. Скорее всего хорошим. Его легко было представить отцом, который самоотверженно, по нескольку часов кряду бросает бейсбольный мяч или, не имея навыков, пытается заплести дочери косичку. В этой идее было что-то до странности привлекательное и в то же время запретное.

Доусон повернулся к Аманде, и она поняла, что он думал о ней. Интересно, как часто он это делал по вечерам на нефтяной вышке? Доусон, как и Так, принадлежал к редкой породе однолюбов. Расставание с любимыми делает их чувства лишь крепче. Два дня назад эта мысль приводила ее в смятение, но теперь она поняла, что у Доусона просто не оставалось другого выбора. В конце концов, любовь в большей степени характеризует тех, кто любит, чем объекты их любви.