Лучшее - [66]

В сознание хлынули тысячи образов, лиц, линий жизни — переплелись причудливыми узорами человеческих судеб-тропинок. Многовековая память кареглазой мыши-ведуньи наложилась на новую личность, всё больше подчиняя Саню своей воле. Но остаток человеческого сознания метнулся к родному, ещё незабытому: Ладушка, как она? Через снег, леса, расстояния почувствовала тёплую ауру, мерцание спасённого зубика. Будет жить. Хорошо.

И, словно старый сон вспомнила, поплыла обратно, на печь: над еловыми ветками в сугробныхшапках, над спящей рекой-невидимкой, над деревушкой, ждущей лета в чьих-то уютных снеговых ладонях. Над крышами кудрявились печными дымками «Аделаида», «Шумера» — подружки-мышки, ждали, дождались! Эге, Шумера-то в доме деда Гудеда живёт — не совсем вдовец, соломенный! Правду он сказал — любила. С такой заботой вечный дед будет.

И словно не стало ни смерти, ни рождения, лишь жизнь бесконечная. Пройдёт немного времени, чьи-то руки отдернут шторку, и прошуршит над печкой детский, замирающий от близкой тайны голосок: «Дай зуб костяной!»

Все жить хотят. Ну, держи…

Шорохом-морохом. Фуух…

Между Александр Подольский

Рассказ занял первое место во всех номинациях конкурса «Солёные паруса» с январе 2016 года. В конкурсе плавал 51 автор с 58-ю рассказами.

Каменный столб рос прямо из глубины. Верхушка, точно перископ, едва показывалась над водой. Настя прижалась к холодной глыбе, ухватилась за штырь и прикрыла глаза. Шум волн, брызги в лицо, крики птиц… Нет, она не умерла. Пока еще нет.

— Откашляйся, подыши.

Женский голос откуда-то сверху. Спокойный, заботливый. Таким хорошо убаюкивать перед сном, и Насте сейчас больше всего на свете хотелось отдаться течению и уснуть. А уже потом, очнувшись у себя в каюте, рассказывать подругам о ночном кошмаре.

— Но из воды вылезай. Здесь неспокойно.

Голова кружилась, картинка перед глазами плясала, роняя небо на воду. Солнечные лучи отражались в волнах и ослепляли, расползались по морю и дорожкой уходили в чащу облаков у горизонта. Столба было три. Все они на полметра выступали из воды и скрывались в черной бесконечности внизу. На столбе слева стоял тучный мужчина в одних шортах, бритая макушка сияла на солнце, как ангельский нимб. Взгляд толстяка жадно перепахивал волны, будто оттуда вот-вот должна явиться спасательная подлодка. Женщину из-за двух заплетенных рыжих косичек, драных джинсов и домашней кофты веселенькой расцветки можно было принять за студентку, но ее выдавало лицо — измученное, тронутое морщинами. Она сидела на столбе справа, по голень опустив ноги в воду.

— Живая?

Настя оперлась на металлический штырь и взобралась на свободный столб. Присела, осмотрелась.

— Пока не знаю.

Море было повсюду, темно-синие волны лениво переваливались друг на друга и что-то шептали. Посреди треугольника из столбов высилась труба. В метре от верхушки на нее был насажен железный диск, точно здоровенная гайка. А от него на глубину уходила цепь.

— Ничего не понимаю, — удивилась Настя, — а где корабль и остальные? Берег же рядом был…

— С «Софии»? — спросила рыжая, умывая осыпанное веснушками лицо.

— Откуда же еще?

— Так, ну-ка все дружно завалили матюгальники, — перебил мужчина, — опять эта сука плывет. Вынимайте грабли из воды и не кудахтайте.

Настя недоуменно посмотрела на толстяка, но тут же вытянулась на столбе во весь рост. Потому что в воде мелькнул акулий плавник. Когда жуткая рыбина вплыла в треугольник, угольки ее глаз, открытая пасть, ряды огромных зубов оказались так близко, что до них можно было дотянуться. Брызги облизывали пальцы ног, а Настя пыталась не грохнуться со скользкой поверхности — ее ступни едва уместились на верхушке столба. Обогнув трубу, акула ушла вниз, оставив лишь круги на воде.

Прошел час. Настя смотрела в воду, с трудом узнавая себя в отражении — прическа развалилась и торчала темными прядями во все стороны, лицо стало бесцветным, что только подчеркивало природную худобу и острые скулы. Если бы не красивая униформа с вышитым названием корабля, ее легко можно было принять за привидение.

— Сколько в зеркальце не смотрись, морда лица ровней не станет, — засмеялся толстяк.

Настя боялась свесить ноги в воду, но силы оставили ее. Усевшись на столб, она подтянула к себе короткую цепь, которая прорастала из каменной глыбы и заканчивалась раскрытым наручником. Точно клешня неведомого существа. Такие же кандалы болтались на воде у других столбов.

— Что это за место? Кошмар какой-то.

— А что не так? — спросил толстяк и улыбнулся. — Не любишь садо-мазо?

Настя показала ему средний палец.

— В дырке им у себя покрути, костлявая.

— Да пошел ты, мудак, — не выдержала Настя. — Видимо, наручники для тебя и оставили.

Толстяк заржал.

— Они без замков, — сказала рыжая, смыкая наручник вокруг звеньев и тут же размыкая. — Самой можно освободиться. Попробуй, пристегнись. Как ни странно, успокаивает.

— Ну уж нет, спасибо.

— Все равно бутафория.

— Как-нибудь в другой раз. Меня сейчас должны растолкать и сказать, что корабль прибывает в Палермо. И не было никакой катастрофы и тем более вот этих вот столбов.

— Хорошо бы… Но я думаю, что с Италией можно попрощаться.