Лучше умереть в бою - [53]

Наверное, это было очень больно. Даже в теории должно быть так. Нестерпимо больно. Зрачки Пехлевана стали стремительно расширяться, пока не достигли предела. После этого у большинства людей следует потеря сознания. Наверное, Пехлеван был действительно очень силен, потому что сознания не потерял. Но у него наступил очередной болевой шок, и я почувствовал, как слабеет его хватка. Будучи еще в сознании, противник пытался мягко вырваться из моих рук, но уже не было резкости в движении и силы для сопротивления. Он словно пытался просто отстраниться, отодвинуться и даже чуть пошатывался при этом. Левая рука Пехлевана потянулась к моей, чтобы помочь телу избавиться от хватки. При этом его голова осталась совершенно беззащитной. И я без раздумий, ослабляя свою хватку и увеличивая резкость, сумел развернуть корпус, чтобы нанести свинг [16] в челюсть.

Почему-то большинство людей, занимающихся единоборствами, предпочитают наносить удар прямо в подбородок. И даже в школах бокса учат именно такому удару. Скорее всего, от незнания. Да, это эффективный удар, хотя часто ломает бьющему руку. Однако удар во вторую половину челюсти, чуть ближе к шее, как правило, имеет более серьезные последствия. Перебиваются, если не разрываются, нервы, и часто челюсть ломается одновременно в нескольких местах. Собирать осколки потом можно только в ходе хирургической операции. Но и после этого на протяжении многих лет, если не всей оставшейся жизни, любой случайный зевок будет вызывать у пострадавшего острую боль.

Пехлеван, еще не оправившись от перелома ребра и от моей болевой хватки, получил в дополнение удар в еще одну болевую точку. Этого хватило. Он рухнул на бок, успев вскинуть по инерции руки, и в такой позе остался лежать без движения. Со стороны казалось, что он даже не дышал, хотя я видел, как бешено пульсирует у него на горле тонкая синяя жилка-вена. Это от недавнего перенапряжения.

Зрители смолкли. Казалось, что облако тишины повисло над селом, только печальное, как всегда, мычание коровы, доносящееся издалека, мешало этому ощущению.

–  Добивай! – вдруг крикнул из-за моей спины Илдар. – Добивай!

Но мне нужен был живой свидетель. А Пехлеван, лишенный своей гордости, теперь вполне мог стать таковым.

–  Пехлеван – мой пленник, – твердо сказал я.

Глава седьмая

Над селом нависли низкие тучи, и складывалось такое впечатление, что сейчас не середина дня, а как минимум вечерние сумерки. Тучи начали собираться еще ночью, и я ждал снегопада. По крайней мере, было видно, что чуть выше, в горах, он уже идет плотной стеной. Наверное, там уже не пройти, не оставив следа. Впрочем, сильный снегопад все следы сровняет с общей поверхностью за считаные минуты.

В дом мы вернулись молча, не обсуждая происшедшее, и я чувствовал, как смотрели мне в спину жители села. Они и в глаза смотреть пытались, но я избегал прямых взглядов, чтобы уйти от разговоров. Мне хотелось сосредоточиться на возможных дальнейших действиях и на вопросах, которые следовало задать Пехлевану. Но пока с ним разговаривать было невозможно. Кто-то побежал в медпункт за местной врачихой, потому что Пехлеван в сознание не приходил, и я попросил быть с ним осторожнее, потому что у него обязательно сломаны ребро и челюсть, а также, видимо, повреждены сухожилия правой руки в области локтя. К моему мнению после такой победы в поединке прислушались. Даже бандиты не стали касаться своего командира.

Мы уже вошли во двор, когда нас догнали четверо немолодых мужчин. В этом селе, кажется, вообще не принято было разговаривать по-русски. И потому они обратились на своем языке к Абумуслиму Маналовичу. Он, в свою очередь, повернулся ко мне.

–  Это родственники Шахмардана Саламовича. Он пришел в сознание. Врачиха дала ему понюхать нашатырный спирт. Но говорить он еще не может. Родственники просят разрешения перенести Пехлевана в свой дом. Когда ты захочешь, он будет к твоим услугам. Его не будут прятать, и войти к нему можно будет свободно. Ты – победитель, он – твой пленник. Родственники с этим согласны.

–  Ему бы сейчас в больницу к хорошему хирургу в лапы, – сказал я.

–  Тебе решать.

–  Пусть уносят. Помощь не нужна?

–  Там много людей. Они справятся.

Абумуслим Маналович перевел мои слова. Родственники ушли довольные.

В это время село накрыло снегопадом, да таким густым, что с крыльца едва можно было рассмотреть калитку. Мы сразу вошли в дом и двинулись в большую комнату. Абумуслим Маналович что-то громко крикнул – как я понял, распорядился, чтобы подавали на стол. Время было уже обеденное, а мы не завтракали…

* * *

Видимо, опять сработала какая-то восточная традиция, и за столом мы почти не разговаривали. Вообще ни слова о недавнем событии, которое наверняка взбудоражило все село. И только после обеда, когда стали пить чай, Абумуслим Маналович сказал:

–  Я видел момент, когда Пехлеван «сломался», но не понял, из-за чего. В стойке он за тобой не успевал, это было ясно. Если бы и дальше в стойке дрались, ты бы уложил его. По крайней мере, мне так казалось, хотя сначала я думал, что у тебя мощи на это не хватит. Но ты слишком резкий для него. И Пехлеван правильно сделал, что полез в борьбу. Хотя явно недооценил твой встречный удар. Он на свой вес рассчитывал, думал сначала, что твои удары для него будут как укус комара. А ты бил жестко. Не понимаю только, почему он в ноги не проходил. Так он смог бы тебя свалить и сесть сверху. Тогда тебе пришлось бы плохо. Как это сейчас называется?