Лучше для мужчины нет - [6]
Внезапно неподалеку освободилось место, и я начал пробираться к нему, стараясь держаться в рамках приличий и не впадать в такое недостойное поведение, как спешка. Сев, я удовлетворенно выдохнул, но радость быстро сменилась беспокойством. Прямо передо мной стояла женщина, платье обтягивало неопределенную выпуклость. Шестой месяц беременности или она просто, скажем так… немножко фигуриста? Наверняка не скажешь. Я изучил ее с ног до головы. Ну, почему бы ей не намекнуть? Почему у нее нет пакета из магазина для беременных, или она не оделась в одну из тех старомодных кофт, что вопят: "Да, беременная я!" Я осмотрел ее еще раз. Во всех остальных местах платье свободно свисало; материал был туго натянут лишь на округлом животе. Что хуже – не уступить место беременной женщине или предложить сесть женщине, которая не беременна, а просто толстая? Может, именно поэтому мужчины раньше уступали места всем женщинам без разбору – чтобы не мучиться над дилеммой. По всей видимости, никого из окружающих этот вопрос не волновал, но я чувствовал, что должен поступить благородно.
– Простите, не желаете присесть? – сказал я, вставая.
– С какой это стати? – вызывающе спросила она.
Вот черт.
– Ну-у… вы выглядите немного усталой… а я все равно выхожу на следующей, – солгал я.
Она заняла мое место, а мне пришлось выйти из вагона, чтобы не раскрылся обман. Я пробился через толпу на платформе и влез в тот же поезд двумя вагонами впереди. Небеременная женщина проводила меня странным взглядом – но не настолько странным, как пятнадцать минут спустя, когда мы оба проходили через турникеты на станции "Кентиш-таун".
Стоило выбраться на свежий воздух, как зазвонил мобильник. Хьюго извинился, что я его не застал, но всю вторую половину дня ему пришлось мотаться туда-сюда. Совершенно излишняя подробность. Музыкой он остался доволен – мне удалось создать что-то "прямо-таки охренительно кайфовое". Хотя обычно я считаю Хьюго человеком неискренним и не доверяю его суждениям, в этот раз я готов был сделать исключение. Я всегда сомневался в качестве своих музыкальных отрывков. Как только в голове складывается приличная мелодия, мне начинает казаться, будто я ее у кого-то стащил, поэтому любую похвалу проглатываю с жадностью. К сожалению, музыку я сочинил всего лишь для радиорекламы, да и агентство вряд ли сделает Хьюго продюсером, так что ее все равно никто никогда не услышит. Я знал об этом, еще берясь за работу, но знал также и то, что смогу выполнить ее быстро, за нее хорошо заплатят, и благодаря ей я смогу расслабиться пару дней в своем уютном коконе.
Я свернул в тупик Бартоломью. Вдоль улицы выстроились высокие монолиты серых мусорных баков на колесиках, подобно статуям с острова Пасхи, бесстрастно ожидающим незваных гостей. Я подошел к дому номер 17 и вставил ключ в замок. Открыл дверь, и на меня выплеснулись хаос и шум.
– Папа! – радостно завопила моя двухлетняя дочь Милли, вылетая из коридора и обхватывая меня за ногу.
Магнитофон орал детские стишки. Альфи, мой грудной сын, довольно дергал конечностями у материнской груди.
– Я тебя так рано не ждала, – улыбнулась Катерина.
Я осторожно пробрался между деревянными кубиками, разбросанным на ковре, поцеловал жену и забрал у нее Альфи.
– Знаешь, что? Я закончил работу, и в эти выходные свободен.
– Потрясающе, – сказала она. – Тогда у нас двойной праздник. Угадай, кто сегодня пописал в горшок?
– Неужели ты, Милли?
Милли кивнула, преисполненная гордости, которая уступала лишь гордости ее матери.
– И совсем-совсем не попала на пол, правда, Милли? У тебя получается лучше, чем у твоего папочки, хотя ему уже тридцать два.
Я любовно ткнул Катерину под ребра.
– Я ведь не виноват, что сиденье унитаза постоянно падает.
– Да, виноват тот идиот, который его устанавливал, – согласилась она, намекая на тот печальный вечер, который я убил, чтобы пристроить на унитаз деревянное сиденье.
Милли явно понравилась похвала, и она поспешила снова привлечь к себе внимание.
– А я кошку нарисовала, – сказала она, показывая мне обрывок бумаги.
Честно говоря, рисунок Милли никуда не годился. Чтобы изобразить нашу кошку, она повозила синим карандашом по бумаге – туда-сюда, туда-сюда.
– Отличный рисунок, Милли. Молодчина.
Когда-нибудь она повернется и скажет: "Не надо кривить душой, отец, – мы же оба знаем, что картинка – полное говно", – но пока, судя по всему, она принимала мои слова за чистую монету. Я любил приходить домой после двухдневного отсутствия: они всегда так радовались мне. Возвращение блудного отца.
Пока я возился с детьми, Катерина принялась убирать кухню. Я поиграл с Милли в прятки, что оказалось довольно просто: она три раза подряд пряталась в одном и том же месте – за занавесками. Затем рассмешил Альфи, подбрасывая его в воздух, пока в комнату не зашла Катерина, чтобы выяснить, почему ребенок плачет.
– Не знаю, – ответил я, стараясь не смотреть на металлическую люстру, качающуюся у нее над головой.
Катерина забрала ревущего младенца, и в это мгновение я решил, что она выглядит немного усталой, а поэтому сказал, что сам займусь уборкой. И ускользнул наверх, по пути собирая разбросанные игрушки. Наполнил большую ванну, добавил пены, выключил свет и зажег две свечи. Затем перенес в ванную компакт-проигрыватель и поставил "Пасторальную симфонию" Бетховена.
Жил на свете обыкновенной человек, были у него работа, жена, двое детей, друзья и немало проблем. Словом, всё как у всех. Но однажды он ехал в метро по обычным своим делам, посмотрел в окно и вдруг понял, что не знает, где он и куда едет, не знает, как его зовут, не знает, кто он такой. Вот так здорового мужчину средних лет поразила амнезия. Правда, забыл он исключительно то, что было связано лично с ним. И вот лежит он в больнице и гадает, а хороший ли он был человек или так себе, и была ли у него семья, а если была, то отчего же они не ищут его.
Джимми Конвей всегда мечтал стать знаменитым, богатым и удачливым. В детстве он даже писал письма — самому себе, но только повзрослевшему — о том, как полагается вести себя истинной звезде. И вот эти письма дошли до Джимми — ему уже тридцать пять, и ни славой, ни богатством он похвастать не может. И никаких перемен в своей жизни Джимми не ждет. Но однажды судьба подкидывает ему роскошный шанс. Как-то вечером, выгуливая собаку, Джимми перекинулся парой слов со знаменитым комиком Билли Скривенсом, а на следующее утро выяснилось, что Билли умер.
Картины, события, факты, описанные в романе "На реках вавилонских" большинству русских читателей покажутся невероятными: полузакрытый лагерь для беженцев, обитатели которого проходят своего рода "чистилище". Однако Юлия Франк, семья которой эмигрировала в 1978 году из ГДР в ФРГ, видела все это воочию…
Увлекательное, поэтичное повествование о кругосветном путешествии, совершенном молодой художницей на борту грузового судна. Этот роман — первое крупное произведение немецкой писательницы Фелицитас Хоппе (р. 1960), переведенное на русский язык.
Действие романа происходит в 90 — е годы XX века. Автор дает свою оценку событиям 1993 года, высказывает тревогу за судьбу Родины.
«В искусстве как на велосипеде: или едешь, или падаешь — стоять нельзя», — эта крылатая фраза великого мхатовца Бориса Ливанова стала творческим девизом его сына, замечательного актера, режиссера Василия Ливанова. Широкая популярность пришла к нему после фильмов «Коллеги», «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», «Дон Кихот возвращается», где он сыграл главные роли. Необычайный успех приобрел также поставленный им по собственному сценарию мультфильм «Бременские музыканты». Кроме того, Василий Борисович пишет прозу, он член Союза писателей России.«Лучший Шерлок Холмс всех времен и народов» рассказывает в книге о разных событиях своей личной и творческой жизни.
Автор: Те, кто уже прочитал или сейчас как раз читает мой роман «Камертоны Греля», знают, что одна из сюжетных линий в нём посвящена немецкому композитору и хормейстеру Эдуарду Грелю, жившему в Берлине в XIX веке. В романе Грель сам рассказывает о себе в своих мемуарах. Меня уже много раз спрашивали — реальное ли лицо Грель. Да, вполне реальное. С одной стороны. С другой — в романе мне, конечно, пришлось создать его заново вместе с его записками, которые я написала от его лица, очень близко к реальным биографическим фактам.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.