Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса - [366]

Лукас роняет руки и замедляет ход. Речка возвращается в поисках русла. Внезапно мир вокруг распахивается во всю ширь, и вот они уже бегут, пыхтя, по узкой полоске земли, по берегу, который размывают наводнения. Справа от них – пустота. Слева – густой кустарник, и люди бегут цепочкой, почти прижимаясь к зарослям. Одри оказывается впереди Лукаса, а Пит – сзади.

– Если не Джегер, то кто же это был? – спрашивает Пит.

Лукас не поднимает глаз; переспрашивает тихим, озадаченным голосом:

– Если это был не Карл?

– Да.

– Это я, – говорит он. – Я мог избить Уэйда Таннера до смерти.

Глава восьмая

Одри замедляет бег; Лукас едва не падает, натолкнувшись на нее.

– Прости, – говорит он и кладет руки ей на плечи.

– Это был ты? – спрашивает Пит.

– Нет, – отвечает Лукас.

– Как ты мог даже подумать об этом? – говорит Одри.

Лукас отпускает ее плечи, не смея поднять глаз, качает головой.

Варнер и Гатлин убежали вперед. Чувствуя, что остальные отстали, они с неохотой останавливаются, и Варнер интересуется:

– У кого-то травма?

Никто не отвечает. Шестеро бегунов стоят на осыпающейся тропе, едва не падая от усталости. Лукас поворачивается спиной к воде.

– Просто все выглядит именно так, – обращается он к Одри и ко всем остальным. – Если подумать.

– Продолжай, – говорит Пит.

Но Мастерс опережает всех. Его голос звучит резко, зло, вызывающе – таким его никто и никогда раньше не слышал:

– Уэйд был конченым придурком.

Все поворачиваются к нему.

Его лицо заливает краска, челюсти сжаты.

– Меня достало думать об этом чуваке, – говорит он. – Меня достало говорить об этом чуваке. И я не желаю больше разговаривать с этим долбаным программным обеспечением.

– Не смей, – говорит Сара. И еще раз, уже тише, повторяет: – Не смей.

На нее никто не смотрит – нет такого желания. А разглядывать психа в блестящих черных очках, из которого рвется накопившаяся злость, – самое оно.

– Побежали домой, – предлагает Одри.

Варнер и Гатлин возвращаются к группе.

– У кого-то травма? – снова спрашивает Варнер.

– Ни у кого, – отвечает Пит. – Мы просто совещаемся.

– Мы не могли, – говорит Сара. – Никто из нас не стал бы его убивать.

От этих слов Пит готов рассмеяться. Щеки его вспыхивают, он мотает головой, пыхтя сквозь стиснутые зубы. Он тычет пальцем в грудь Лукаса.

– Это был ты? – спрашивает он.

– Нет.

Тело Лукаса сводит судорогой. Одна нога непроизвольно съезжает на мягкую кромку дорожки, он делает широкий шаг вперед, чтобы восстановить равновесне и не упасть. Пит упирается ладонью в грудь Лукасу, не толкает пока, но готов его толкнуть, если тот не объяснится.

И вдруг раздается новый голос.

– У меня есть список подозреваемых, – говорит Джегер. – Может, вы наконец-то выслушаете меня?

Старый корявый дуб стоит на самом краю берега, его толстые, беспорядочно скрученные корни выпирают наружу. Под сенью этого уже обреченного дерева стоит Джегер и улыбается. Стягивает бейсболку и длинным рукавом рубашки вытирает пот, заливаюндай глаза и широкий лоб. Затем снова водружает бейсболку на голову, но больше ничего не говорит, просто продолжает улыбаться.

– Назови имена, – говорит Пит.

– Ладно. Например, ты, – отвечает Джегер. – И Варнер.

– Это почему же? – спрашивает Варнер.

– Потому что вы, ребята, подлые. Я вас обоих едва знаю и абсолютно уверен, что никогда ничего плохого вам не делал. Но вот вы здесь, преследуете меня и, судя по вашему виду, готовы башку мне снести, дай только повод. Может, Уэйд и есть этот повод. Кто знает?

Варнер матерится. Пит фыркает как лошадь.

– Потом – малыш, – продолжает Джегер. – Мистер Гатлин, насчет тебя у меня есть одно предположение. Зато очень миленькое.

– Это какое? – говорит Быстрый Дат.

– Когда ты баллотировался в мэры? Три, четыре года назад? А Уэйд помогал. Я слышал, как он давал тебе имена и номера телефонов всех бегунов в городе. Пухлые конверты, деньги сами плыли к тебе в руки. Но потом откуда-то стало известно об одной давней истории, случившейся в Огайо. Разумеется, все это было сто лет назад. Разумеется, та девица перестала сотрудничать с полицией, и обвинение рассыпалось. Но ты же знаешь, как это, когда репортеры гонятся за жареными фактами.

Гатлин открывает было рот, но тут же его закрывает.

– Ведь Уэйду было известно о том, что тебя обвиняли в сексуальном преступлении? – спрашивает Джегер. – Вдруг он и слил эту информацию, из-за которой потом разразился скандал?

Тихо и беззлобно обвиненный человек отвечает:

– Я не знаю.

Джегер смеется:

– Но это наверняка был Уэйд. Мы-то его знаем. Нравится вам или нет, но наш парень имел собственные представления о том, как должны вести себя люди, и не соответствовать его стандартам было небезопасно. Он мог быть твоим приятелем и вести себя соответственно, но если тебе пришло в голову выдвинуть свою кандидатуру на государственную должность, а наш парень заподозрил, что ты замешан в чем-то неблаговидном, он запросто шепнул бы пару слов в нужные уши, чтобы свершилось правосудие. И ни минуты бы не сомневался.

– Значит, все виноваты, кроме тебя, – говорит Пит. – Так, что ли?

Джегер подмигивает Краузу.

– Уэйду нравились симпатичные девушки. А еще больше – симпатичные замужние женщины. Что забавно, учитывая его этический кодекс. Но адюльтер – это не преступление. Любовные отношения – это соперничество, гонка по дистанции. Тут есть победитель – и есть все остальные. Вот я гляжу на тебя, Крауз, а думаю о твоей жене. Она же воплощение мечты. А жирной лягушке вроде тебя просто повезло с ней. Поверь мне: такой парень, как Уэйд, обязательно бы заинтересовался ею – а кстати, от кого она только что родила?