Лучшая половина - [8]

Вокруг шеи, под шарфом, виднелся воротничок белой меховой накидки. Зубы у нее стучали, а бледное лицо отливало зеленью. Я замерла на пороге и уставилась на нее. Луч света, пробивавшийся сквозь занавешенное окно, был по-зимнему холоден.

– Келли, что с тобой стряслось? Ты больна? Следовало задать ей этот вопрос несколько месяцев назад, но теперь он сорвался у меня сам собой.

– Мне холодно, – слабо сказала она. – У меня… кажется… совсем нет сил.

– Позвать кого-нибудь?

– Не надо, все в порядке. Если я лежу весь день, то обычно к приходу мальчиков это проходит.

– И часто это бывает?

– Не знаю. По-моему, где-то через день.

Я прошла в комнату и остановилась возле кровати. Мне не хотелось к ней прикасаться. Теперь-то я знаю, что Келли не могла меня заразить, что в такой безопасности, как с нею вдвоем, я в этом доме не бывала больше никогда. Но в то утро я знала только то, что мне страшно, что моя подруга в беде и что меня распирает сильнейшее и все возрастающее любопытство.

– А где Рон? – спросила я. – Он еще в отъезде? Он вообще знает, что с тобой происходит?

– Он вернулся вчера поздно вечером, – ответила Келли. К сожалению, я не могла оценить всей важности этого ответа.

– Что мне делать? Позвонить ему на работу? Вызвать врача?

– Нет.

С тяжелым вздохом, ценой нечеловеческого усилия она свесила ноги с кровати и села. При виде этого у меня самой закружилась голова. Я оперлась рукой о стену и потрясла головой, чтобы прийти в себя. Келли встала.

– Лучше отведи меня куда-нибудь, – вдруг попросила она. – Я хочу есть. Давай пообедаем.

Безо всякой помощи с моей стороны она вышла из дому, перешла улицу и села в машину. Она оказалась на солнечной стороне, так что ей должно было быть тепло.

Я слегка поежилась и решила, что в воздухе определенно чувствуется осенний холодок.

– Куда поедем? – поинтересовалась я.

– В какой-нибудь фаст-фуд.

Что мне всегда нравилось в Денвере, как с личной, так и с профессиональной точки зрения, так это его многогранность. И вот одно из ее проявлений: поблизости от тихих жилых кварталов, таких как тот, где стоял дом Келли, всегда есть большие и многолюдные торговые зоны. В пяти минутах езды находилось с полдесятка бистро. Келли было все равно, куда пойти, поэтому я выбрала направление на авось и остановилась возле того фаст-фуда, где было припарковано меньше всего машин. Келли не терпелось войти внутрь.

Там оказалось очень светло, тепло и шумно. Я заметила, что Келли плотно кутается в меховую накидку, а люди смотрят на нее и снова отворачиваются. Она пошла искать место как можно дальше от окон и дверей, и я сделала заказ за нас обеих, не зная, чего она хочет, наудачу. Была большая очередь. Когда я наконец подошла к столику, то обнаружила, что Келли с каким-то болезненным выражением смотрит на женщину средних лет в аляповатой униформе, вытиравшую столы и подметавшую пол.

– Я поговорила с ней, – прошептала Келли, когда я ставила на стол тяжелый поднос. – У нее магистерская степень.

– В какой области? – поинтересовалась я, чтобы поддержать разговор. Я чувствовала, что надо ее как-то отвлечь, хотя и не понимала, что ее беспокоит. – Вот твой коктейль. Надеюсь, ты пьешь шоколадный? Клубничный закончился.

Поскольку она сразу не ответила, я пригляделась к ней повнимательней. Выражение ужаса у нее на лице заставило меня содрогнуться. Глаза у нее выкатились и налились кровью. Воздух с шумом вырывался у нее из груди. Ее руки, обтянутые перчатками, лихорадочно скребли столешницу, словно пытаясь нащупать опору. Она хрипло прошептала:

– Я могу стать такой же через пару лет. Работать в забегаловке за ничтожные гроши. Чтоб иметь хоть какое-то занятие. И никого рядом. Я могу стать такой же.

– Что за чушь?! – воскликнула я. – У тебя жизнь гораздо полнее, чем у этой женщины.

И вдруг Келли закричала:

– Да что ты знаешь?! Откуда тебе знать?! Я разочаровала всех! Слышишь – всех! И учителей, и университетских преподавателей. Ведь они считали меня очень способной! А мой отец? Я обманула его надежды! Ты даже не представляешь, каково это!

И тут, к моему ужасу, она вскочила на ноги и, шатаясь, выбежала за дверь. В первый момент мне даже показалось, что она просто исчезла, будто растаяла в воздухе, таком же бесплотном, как она сама. Сказав себе, что это безумие, я кинулась ее догонять.

Толпа желающих пообедать сомкнулась за Келли сплошной стеной. Я прорвалась сквозь нее, кинулась в дверь, которая, подобно раме, заключала в себе картину оживленной улицы, как плохую фотографию, блеклую и совершенно мне чуждую, – до тех пор, пока я сама не стала ее частью. Я огляделась вокруг. Келли лежала без чувств на горячем тротуаре. Колени ее были подняты, голова на асфальте, темные прямые волосы упали на лицо, поднятый ворот накидки прикрывал уши. Возле нее хлопотали две женщины в шортах и топиках на бретелях. Я поспешила туда, будто для того, чтобы спасти Келли от них, хотя, конечно, она к тому времени в защите уже не нуждалась.

Рона я встретила в больнице. Уже на носилках, высоким бесцветным голосом, сливавшимся со звуком сирены, Келли объяснила мне, как с ним связаться. Мне не хотелось этого делать; не хотелось, чтобы он был здесь. К тому моменту, как я прорвалась наконец через все инстанции и бюрократические синапсы, предусмотренные организацией, в которой он работал, и услышала на другом конце провода его голос, поприветствовавший меня официальным тоном, я была в бешенстве. Но я ничего не пропустила: Келли все еще находилась в отделении реанимации. Судя по голосу, Рон не слишком-то встревожился, и я убедила себя, что все дело в выдержке. Он сказал, что приедет через пятнадцать минут, и приехал.