Лучик и звездолёт - [5]
А самому Жене готовиться к поездке вместе с отцом в новую жизнь.
Первым делом, прежде чем идти «покупать необходимое», Женя, конечно, слетал к Иринке.
Дверь у Лузгиных открыла Александра Петровна. Она никогда не задавала никчёмных вопросов: «Ты что?» или: «Ты к кому?» Ответила на робкое, но звонкое Женино «Здравствуйте!» — «Добрый день, Ира у себя в комнате», — и сразу ушла на кухню. Очень выдержанная была старушка!
Иринка сидела за своей новенькой чёрной партой и старательно писала, загородившись рукой.
— Не мешай, здравствуй, проходи, — быстро сказала она. — Женька, замечательная новость! Папа сказал, у нас в городе, возможно зимой, откроется клуб юных космонавтов!
— Ко… космонавтов? — переспросил Женя, заикнувшись от волнения. — А у меня тоже… надо тебе сказать… Мы с папой во вторник уезжаем на один завод. Насовсем.
Тут уж Иринка повернулась и уставилась на Женю круглыми от возмущения глазами.
— Ты понимаешь, что ты говоришь? — тоном Александры Петровны спросила она. — Я уже готовлю расписание тренировок. Мне и тебе, тебе и мне. На какой ещё завод?
— Ко… конский, — пролепетал смущённо Женя.
— Како-ой?
— Папа говорил — конский. В общем, лошадиный.
— Таких не бывает, — отрезала Иринка. — На заводах делают машины, разные станки, самосвалы… А лошадей никто никогда на заводах не делает. — Девочка рассердилась по-настоящему.
— Ирка, честное же слово, папа сказал: конзавод! — чуть не плача воскликнул Женя. — Папа в войну был кавалеристом, весь его полк был кавалеристами. Он же знает и до-ско-нально любит это дело!.. Не веришь? А я… я, понимаешь, должен ехать вместе с ним. Жить!
Иринка молчала. Она поверила Жене. Решительно отодвинув от себя большой разлинованный лист, на первой строчке которого крупными буквами было выведено: «Утриняя зарядка и абливание водой», она встала и вышла из-за парты.
— Значит, уезжаешь. Так! — протянула грозно.
— Что «так»? — Женя уныло смотрел девочке в глаза.
— На лошадиный завод? А ты сказал своему папе, что собираешься стать космонавтом? Ты сказал, что уже договорился со мной о тренировках? Что нечестно теперь… отвиливать? Ты сказал?
— Нет. Он расстроился бы очень. Ему одному без меня скучно…
— «Скучно»! А что я расстроюсь, тебе всё равно? Что без тебя мне будет тоже скучно, ты подумал своими куриными мозгами? — Иринка распалялась всё больше. — Ты не мог папе объяснить, что лошади давным-давно устарели? Над вами же все смеяться будут!..
— А… зачем тогда лошадиные заводы? — пролепетал снова Женя.
— Зачем? Для старых лошадей, которые ещё не умерли! Не убивать же их? Пусть доживают! Что, не так?.. Ну кому, кому теперь нужны лошади? Скажешь, и верблюды и ослы нужны? — Девочка презрительно расхохоталась. — Люди на ракетах летают, а Женька Коротков, Жукаран, Одуванчик, — на верблюде!
— Ну, ты знаешь, не очень-то… Я не Одуванчик! — Женя обиделся за отца, за себя, за прозвище, хотя в душе насчёт лошадей был почти согласен. — Ладно, хорошо. А… а если бы твой папа, дядя Ваня, куда угодно тебя с собой позвал? Хоть мышей разводить! Ты не поехала бы? Не поехала? Ага, молчишь!
Теперь растерялась Иринка.
Да. Она поехала бы за отцом хоть на край света, если это нужно, — Женька прав. Какая досада! Так хорошо всё было задумано, и всё рушится… Всё! Нет, не всё. Женьку жалко, но придётся готовиться одной. Она не отступит, будет тренироваться на космонавта…
— Ладно. Можешь ехать, — сказала девочка. — И даже можешь мне оттуда… с этого твоего лошадиного завода… написать письмо. Хотя да, ты же плохо умеешь!.. Тогда нарисуй мне про всё. Просто возьми и нарисуй. Понял? Будешь?
— Буду, — печально ответил Женя.
В поезде вагоны были с мягкими сиденьями.
Если надавить на подлокотник, сиденье плавно отваливалось назад. Женя откинулся на своём сиденье и решил подремать, как отец. Но глаза в ту же секунду раскрылись.
Давно уже отмелькали пригородные строения, в окнах бежал-торопился молодой, зелёный лес. Телеграфные провода, перечёркивая небо, то снижались, то опять ехали кверху до очередного столба.
Вагон мерно покачивался, вместе с ним качались тёмные и светлые, без шапок, головы пассажиров, и уставленные на полках чемоданы, и гроздья авосек…
Сергей Сергеевич, не открывая глаз, сказал:
— Хорошо!..
— Папа, а мы уже скоро приедем?
— Скоро. Не успеешь оглянуться.
— А он большой, завод?
— Громадный.
— А почему Ирка говорила, лошадей на заводах не бывает? И что они устарели?
— Потому что она не знает. Ты, братец, учти, сейчас даже центральная пресса пишет: в сельском хозяйстве часть техники может быть заменена конским тяглом! А это — рысаки… — Отец, весело блестя глазами, сидел в кресле прямо. — Лошадь испокон веку служила людям, она друг и помощник человека! Да, вот так… Понял хоть что-нибудь, братец мой?
Женя понял маловато.
Ему очень нравилось, когда отец называет его братцем, а вот что такое центральная пресса и конское тягло — было неясно. Но он чувствовал: отец считает новое своё дело важным и нужным. А это было главное.
Поезд остановился тихо, без толчка. Только головы пассажиров чуть качнулись вперёд.
— Неужели Воронки? — тревожно закричал отец. — Да, как будто Воронки! Жукаран, беда! Собирайся, приехали…
