Лучи жизни - [52]

- Грэпса? - переспросил Чьюз. - Почему мне знакомо это имя?

Чьюз задумался - и перед ним возникли гладко причесанная голова, лысеющий пробор, церемонный поклон.

- Ну, конечно! - воскликнул Чьюз. - Тот самый адвокат, который предлагал мне отступного за отказ от изобретения. Да, вспоминаю: он говорил и от имени фабрикантов патентованных средств. Теперь все понятно: интересы Докпуллера и Хэрти совпали, и оба коммерсанта использовали вашего Довса. Однако позвольте, профессор, почему же он ваш? Вы же сказали, что он давно уволен.

- Это - самое неприятное, - сокрушенно сказал Рибо. - Дело в том, что недавно я был вызван профессором Ферном. Вы знаете его - это правая рука Докпуллера. Ферн передал мне письменную просьбу Довса о возвращении в институт. При этом Ферн заявил, что решение, конечно, зависит от меня, но Докпуллер считает возможным удовлетворить просьбу Довса. Я высказался против. Но Ферн многозначительно повторил: господин Докпуллер считает возможным. Господин Докпуллер находит, что пять лет пребывания вне института достаточное наказание для ученого; к тому же, твердо установлено, что Довс не работает больше у Хэрти. И, сознаюсь, я сделал ошибку... Мне было как-то неловко отказать человеку, на средства которого содержится институт... Конечно, институт автономен, я - полный хозяин, но все-таки, знаете... Словом, я уступил... Конечно, я не мог предвидеть того, что случилось. Как видите, меня перехитрили, бесчестно обманули...

Рибо замолчал. Молчал и Чьюз.

- Когда я прочел статью Довса, - продолжал Рибо, - я в бешенстве бросился к Ферну. Но он был спокоен. "Это частное дело Довса", - сказал он мне. Я возразил: "Какое же это частное дело, если под статьей не только фамилия, но и звание сотрудника института?" И тут - не могу вспомнить об этом без содрогания - Ферн прозрачно намекнул, что было бы хорошо, если бы институт солидаризовался с мнением Довса. Я взбесился окончательно и не стал больше играть в прятки. "Наоборот, мы выступим против Довса", - сказал я резко. "В этом нет никакой надобности, - возразил Ферн. - Институт выразил свое отношение к Y-лучам, присудив премию их изобретателю". - "И он должен теперь открыто защищать свое мнение", - настаивал я. "Господин Докпуллер против этого!" - "Я предпочту уйти из института, чем молчать!" - ответил я. "Как вам угодно, - ледяным тоном сказал Ферн. - Господин Докпуллер скорее откажется от института, чем позволит вмешиваться в это дело. Впрочем, закрывать институт не придется: если вы не умеете ценить исключительности своего положения в институте, то найдется достаточно ученых, которые не имеют этих условий и будут счастливы получить их".

- Я убежал от этого мерзавца, - продолжал Рибо. - Я понял, что эти люди готовы на все: и на мою отставку и на отставку других ученых, несмотря на их известность, авторитет, труды... Но в то же время я сознавал, что таких условий работы мы действительно нигде не найдем, а на наше место найдется достаточно охотников. У меня начат целый ряд интересных работ... Конечно... при моем положении я не останусь без места, без лаборатории... Но, может быть, ради заработка придется больше, чем теперь, заниматься педагогической работой, а знаете, как это отрывает от научных исследований. Неизвестно, буду ли я иметь такую лабораторию, столько сотрудников...

Рибо снова помолчал.

- Профессор Турек подал в отставку... Положение его ужасно... Он вел ценную работу, несомненно, был накануне крупного открытия. Теперь он остался без места... Неизвестно, будет ли у него возможность вернуться к работе...

Рибо искоса взглянул на Чьюза. Тот молчал, устремив неподвижный взгляд в окно.

- Мы с профессором Берроу, - продолжал Рибо, - в виде протеста тоже решили подать в отставку, если вы найдете это целесообразным.

Чьюз молчал.

- У вас и Берроу - большие работы, - сказал он наконец, все так же не отрывая взгляда от окна. - Я понимаю ваше положение... Но... зачем ваши работы?

- Как зачем?

- Вот именно: зачем? Я работал над "лучами жизни" двадцать лет. А зачем?

Рибо не нашелся что ответить.

- Простите, профессор, я лягу, мне не совсем хорошо, - вдруг сказал Чьюз, с трудом поднимаясь с кресла. В эту минуту он показался Рибо совсем дряхлым стариком. - Если вы останетесь ночевать, я отдам распоряжение.

Рибо поспешил сказать, что остановился в гостинице. С неприятным чувством уезжал он от Чьюза.

4. Печать защищает народ и науку

Вонючки по внешнему виду изящнее и красивее барсуков. Нет, кажется, во всем мире более противного, зловонного вещества, чем то, которое распространяют вокруг себя эти животные. Наименование этого смрада "чумный" вполне справедливо: от всякого, кто имел несчастье войти с вонючкой в близкое соприкосновение, действительно все будут долгое время сторониться, как от зараженного чумой.

Брэм. "Жизнь животных"

Уиппль стал чем-то вроде личного секретаря профессора Чьюза. Он подбирал выступления печати против "лучей жизни", делал вырезки и передавал их профессору. Чьюз сам просил его об этом: он хотел быть полностью в курсе дел. Точно по сигналу ("А, может быть, и в самом деле по сигналу?" - думал Чьюз), тон газетных статей резко изменился. То время, когда Чьюза восхваляли, давно прошло. После выстрела Гуда ни одна "демократическая" газета уже не позволила бы себе одобрительно отозваться о "лучах жизни". Но по сравнению с тем воем, какой поднялся после статьи Довса, нападки, вызванные биржевым крахом и самоубийством Гуда, могли бы показаться объяснением в любви. Если раньше только "Рекорд сенсаций", "Горячие новости" и другие газетки столь же бульварного типа называли Чьюза преступником, злодеем, убийцей, то теперь от них не отставали и "солидные" органы печати. Теперь уже все газеты писали об экономической катастрофе, грозящей человечеству в результате изобретений Чьюза, об ожидающей народ трагедии вырождения, о неизбежной эпидемии самоубийств, предвестником которой явилась смерть Гуда...