Лучи жизни - [2]

- О да, это очень много, молодой коллега!

В ироническом тоне профессора уже сквозили добродушные нотки. Все же он неодобрительно заметил:

- Когда я учился, мне тоже приходилось зарабатывать. Но никогда, слышите, никогда, я не опускался до работы в газете. Это не место для человека, любящего науку!

- Профессор, я очень на вас рассчитываю, - продолжал журналист, пропустив мимо ушей замечание Чьюза. - Редактор обвиняет меня в том, что моя научная информация скучна. А разве в науке бывают такие сенсации, как в ночных происшествиях или в футболе? Но я уверен, профессор, что ваши работы сенсационны!

- Вроде футбола? - рассмеялся профессор.

Положительно, этот болтун начинал ему нравиться.

- Нет, конечно, я не то хотел сказать, - несколько смутился репортер. - Я знаю, ваши работы - самая настоящая, самая высокая наука. Но именно поэтому они и должны дать поразительные, сенсационные результаты."

Что он, попросту льстит?" - подумал ученый, бросая на студента быстрый взгляд из-под очков. Но лицо его собеседника дышало такой неподдельной искренностью, что старик окончательно смягчился.

- Вот что, молодой коллега, - сказал он уже вполне доброжелательно, все-таки пока мне нечего вам сообщить. Но обещаю в свое время позвать вас. Оставьте свой телефон.

- Я очень благодарен, профессор, но позвольте хоть один вопрос, что вы думаете о последней статье профессора Чьюза-младшего?

- Не знаю, о чем вы говорите, - враждебно насторожился профессор. Хотя он был обижен на сына, но все-таки с неодобрением отметил фамильярность репортера. Обычно их действительно называли старшим и младшим, но для этого неоперившегося птенца профессор Эрнест Чьюз - не "младший"!

- Статья наделала много шуму, разве вы ее не читали? - удивился репортер.

Он достал из кармана газету и протянул ее Чьюзу.

- Не имею времени для газет, да и не интересуюсь ими! - отрезал профессор.

Все-таки он взял газету, но с такой брезгливостью, точно боялся испачкаться.

- Странное место для научной статьи! - пробормотал он, рассматривая газету сквозь очки.

- В том-то и дело, что она не научная!

- Так зачем же вы мне ее даете? - раздраженно крикнул ученый и швырнул газету на ковер.

Журналист опешил: все-таки это была статья сына, неужели профессор ее не читал и не хочет прочесть? И неужели он должен ни с чем уйти от этого ученого чудака? Старик испортит ему карьеру, в редакции его засмеют, если он вернется с пустыми руками...

- Если статья и не чисто научная, то все-таки о науке, - торопливо сказал он. - В ней утверждается, что наш социальный строй завел науку в тупик: он не дает ученым достаточно средств для работ, он не использует на благо человечества всех возможностей и достижений науки и, наоборот, многие достижения использует во вред.

- Чепуха! - сердито отрезал профессор. - Чепуха! Постоянные жалобы неудачников, не создавших ничего ценного и озлобленных тем, что их не признают. "Ученым не дают достаточно средств", - передразнил он. - Конечно, не каждый может сразу их получить. Но докажи, что твои работы ценны, и будешь все иметь. У меня тоже вначале ничего не было, но это не помешало мне сделать крупные открытия, добиться известности, а теперь для меня вопрос о средствах уже не существует.

Журналист на мгновение оторвался от блокнота и подлил масла в огонь:

- Автор призывает ученых отказаться, как он пишет, от "священного принципа" политической индифферентности.

- А-а, старые песни! Узнаю Эрнеста Чьюза! - воскликнул старик еще более сердито. Пробежав в возбуждении несколько раз мимо стола, он нагнулся за газетой (репортер вскочил и услужливо подал ее профессору), вернулся в кресло и погрузился в чтение.

Журналист, сам того не подозревая, ударил старика по больному месту: как раз из-за этого у него произошел разрыв с сыном. И теперь, все более внутренне раздражаясь, старик находил в статье именно те мысли, против которых в свое время сражался.

- Чепуха! Все это чепуха! - повторял он, сердито отбрасывая газету. - Все эти политики, философы, моралисты не способны понять главного. Спорят о том, как достичь справедливости - реформами, революцией или самосовершенствованием. А что такое справедливость, спрашиваю я вас? Дышат люди справедливо или нет? Злые они или добрые, когда дышат?

Старик снял очки и уставился на репортера, как бы ожидая ответа. Тот молчал, стараясь понять, что значит этот странный вопрос.

- Ну, что ж вы молчите? - прикрикнул на него старик.

- Простите, профессор, я не совсем понимаю... - виновато улыбнулся журналист.

- То-то и есть, что не понимаете! Едва начинают говорить о людях, сейчас же наклеивают им ярлыки либо злых, либо добрых. А они не то и не другое. Вы думаете, почему они из-за воздуха не дерутся - потому что добрые? А из-за хлеба дерутся, потому что злые? Почему они золото копят, а воздух не копят?

- Но ведь это воздух... - растерянно возразил журналист. - Слава богу, его хватает.

- А-а, в том-то и дело! - торжествующе воскликнул профессор. - Вот и сделайте так, чтобы людям всего хватало. Тогда они перестанут драться, копить, бедствовать. Не в человеке дело, а в природе. Природа дала человеку в избытке только болезнь, а всего нужного недодала. Ничего против этого ни моралисты, ни политики не поделают. Дать все в изобилии и уничтожить болезни может только одна наука! Не моралисты и не революционеры спасут человечество, а мы, ученые. Остальные только болтуны. Справедливости людей не научишь и силой ее не насадишь - она может только сама собой прийти при изобилии.