Лучи смерти - [2]
Новым директором департамента он назначил человека из судейских, Алексея Александровича Лопухина. Бывший до этого прокурором Харьковской судебной палаты, он приглянулся Плеве, когда тот объезжал охваченные беспорядками губернии. Тридцативосьмилетний статский советник из хорошего рода, послуживший и в провинции, и в столицах, возглавил вдруг самое карательное ведомство империи. Будучи при этом либералом и легкомысленным мечтателем.
Для департамента настали трудные времена. Лопухин и его шеф стали тасовать кадры, приводить новых людей. В фавор вдруг попал знаменитый Зубатов, человек выдающийся, но тоже утопист. Сергей Васильевич начинал как революционер, но после ареста он одумался и разочаровался в противоправной деятельности. Вплоть до того, что добровольно поступил на службу в Московское охранное отделение. Человек аналитического склада ума, знающий революцию изнутри, Зубатов быстро вырос в главную фигуру политического сыска. Он поставил Московское отделение на недосягаемую высоту: завел образцовую агентуру, научил жандармских офицеров тонкостям дознания, выстроил легендарную филерскую службу. Зубатов стал создателем новой школы сыска, его успехи были очевидны. Но он увлекся большой политикой. А именно, придумал ко всему прочему еще и «полицейский социализм». Охранник решил, что нужно убрать средостение между царем и его подданными, конкретно рабочими. Фабриканты-кровопийцы душат рабочих невыносимыми условиями труда да и платят мало. Те недовольны, чем пользуются революционеры. А вот если власть в лице полицейского ведомства поможет пролетариям защитить свои права, то наступит идиллия. Рабочие найдут заступничество у царевых слуг, еще больше возлюбят государя, и почва для революций исчезнет. Надо лишь возглавить рабочее движение и направить его в нужное русло.
Эта наивная идея, как ни странно, пришлась по душе высокому покровителю Зубатова, великому князю Сергею Александровичу. Генерал-губернатор Москвы и дядя царя, он был очень влиятельным человеком. И убедил племянника дать ход реформе. Появились рабочие союзы, тут же вступившие в пререкания с работодателями. Ссылались они при этом на обер-полицмейстера! «Полицейский социализм», как ядовито назвали его оппоненты, начал шагать по стране. Промышленники недоумевали: что это власть так рьяно занялась сословием, составляющим один процент от населения страны? Вон крестьян восемьдесят процентов, погибают в бесправии, и никому дела нету… И в это время Плеве назначил Зубатова начальником Особого отдела Департамента полиции.
Созданный в 1898 году, этот отдел быстро сделался главным в департаменте. Он объединил все делопроизводства, занимавшиеся политическим сыском. Ему же подчинялись охранные отделения, которых на тот момент было лишь три: Петербургское, Московское и Варшавское. (Зубатов тут же затеял создание еще четырнадцати.) Также Особый отдел забрал себе Заграничную агентуру, которой много лет безнадзорно руководил знаменитый Рачковский. Сразу возникли недоразумения. Плеве продолжил чистку рядов, и вместо Рачковского в Париж отправился Ратаев. Он создал и возглавил Особый отдел четыре года назад. Теперь Зубатов привел туда много своих людей из Москвы, которые все переменили. При полном согласии Лопухина… Старые чиновники, помнившие еще времена Третьего отделения, вылетели на пенсию. Впервые в штате департамента появились жандармские офицеры.
Между тем Плеве занимался не только полицейскими вопросами, к которым он был наиболее подготовлен. Хозяйство в МВД огромное, вся внутренняя политика в империи относится к его компетенции. Нужны хорошие товарищи, которые разгрузят министра от второстепенных дел. В этом Вячеславу Константиновичу было нелегко. Он унаследовал от Сипягина сразу трех товарищей, и теперь приходилось иметь дело с ними. Самым опытным являлся Петр Николаевич Дурново, тот самый, который сменил много лет назад самого Плеве на посту директора Департамента полиции. Умный, жесткий, он командовал полицией дольше всех. Но подвела его женщина. Большой юбочник, Дурново заподозрил свою любовницу в том, что она изменяет ему с бразильским посланником. Баба все отрицала. Тогда главный охранитель закона приказал тайно взломать бюро дипломата и выкрасть оттуда любовную переписку. Ушлые профессионалы из департамента залезли в квартиру посланника и вынесли бумаги. А Дурново уличил с их помощью неверную пассию. Та, дура, пожаловалась бразильянцу… История дошла до государя. Им тогда был Александр Третий, который спуску не давал. И сильный способный человек с треском вылетел в Сенат. В ведомстве с тех пор началась чехарда, директора менялись каждые год-полтора. Но, поскольку революцию в стране вроде как истребили, высшую власть это не очень беспокоило.
Когда министром внутренних дел назначили егермейстера Сипягина, тому понадобился опытный цепной пес. Сам он полицейского дела не знал, как, впрочем, и всех остальных дел. Дмитрий Сергеевич попросил совета у Витте. К тому как раз накануне пришел сенатор Дурново с необычной просьбой. Он проигрался на бирже и теперь просил помощи у министра финансов. Ему срочно нужны шестьдесят тысяч рублей, причем безвозвратно. Вот, хорошо бы получить… за свои предыдущие заслуги… Опешивший Витте (доселе они с Дурново не были знакомы) послал его куда подальше. Тот спросил: а если за меня похлопочет Дмитрий Сергеевич? Министр ответил: деньги может дать только государь, но я буду против, кто бы ни просил. И через день Сипягин действительно обратился к Витте, но за советом. Как тот думает, можно ли взять Дурново в товарищи? Репутация плохая, но человек опытный. Тот ответил: бери, но только не доверяй ему полицию. Дай то, что на виду, где нет тайных операций и секретных фондов. Сипягин взял Дурново и тотчас попал под его влияние. В том числе и полицию поручил. И деньги выдал, все шестьдесят тысяч, из тех самых секретных фондов.
