Лучи смерти - [27]

Атма остановился возле Яны, осторожно поднял ее и, то неся, то ведя ее, добрался с ней до каюты Р.Ф.С.I и направился к Сильвестру.

Тот лежал без сознания. Лучеиспускатель выпал из его рук, из раны струилась кровь.

Атма поспел во время. Тем же ножом, которым он недавно перерезал путы, он теперь распорол одежду, обнажив пораненное место. Была задета артерия.

Прошло довольно много времени, пока Атме удалось остановить кровь. Края раны, наконец, закрылись. Атма осторожно перенес товарища своих детских лет на другой аэроплан и с бесконечной заботливостью уложил его.

Теперь Атма знал, что его друг и девушка в безопасности. Его фигура напрягалась, и с лучеиспускателем в руке повернулся он к лесу. При последнем свете умирающего дня виднелась там руина Р.Ф.С.II.

Аппарат заработал. Теперь индусу не нужно было так осторожно целиться. С грохотом взорвались десять тысяч киловатт среди обломков. В мгновение ока весь корпус вспыхнул… Потом жар превратился в белое каление. Загорелся алюминий. Горящая масса во все стороны разбрасывала миллионы искр и звездочек. Потом она превратилась в лужу растаявшей глины; это было все, что осталось от прекрасного образца человеческого гения.

Атма оставил лучеиспускатель. Но пылающая масса шлака продолжала гореть. Пламя перекинулось на лес.

Загорелась сухая трава, некоторые близлежащие деревья.

Атма смотрел на это зрелище, ничего не предпринимая для ликвидации.

Быстро пустил он в ход турбины Р.Ф.С.I. Аэроплан взвился ввысь. Далеко под ним лежал горящий лес. Атма улыбнулся.

— Если будет хороший ветер, Глоссин, ты еще этой ночью…

Остальное пропало в шуме машин.

Атма взялся за рычаг и направил аэроплан на север. Путь через полюс был самым безопасным.

Р.Ф.С.I легко и почти без сотрясения спустился на поляну перед труворским домом в Линнее. Своими сильными руками Эрик Трувор перенес в дом раненого друга; Яна следовала об руку с Атмой.

Настали горестные дни. Рана Сильвестра не была смертельной, пуля Глоссина скользнула мимо ребра и задела только мясо; но опасна была лихорадка. Старый Линнейский врач беспомощно качал головой. Не было заражения крови, рана затягивалась, и все же лихорадка истощала больного. Искусство врача и его латынь не могли помочь.

Долгие дни и короткие светлые ночи проводила Яна у постели Сильвестра, чередуясь с Атмой. Последний, умерявший самый дикий бред Сильвестра, прикосновением руки ко лбу, сказал Эрику Трувору:

— На пятую ночь наступит кризис.

Как ни тихо были произнесены эти слова, Яна услышала их.

Сегодня была пятая ночь. Она сидела в полутемной комнате, у постели Сильвестра, наблюдая за каждым движением больного.

Было далеко за полночь, и неверный свет проникал в комнату. Со страхом и радостью заметила Яна перемену в чертах Сильвестра. Что-то задрожало в них, опущенные веки, казалось, хотели подняться. Тело зашевелилось.

Была ли то смерть или пробуждение к новой жизни?

Горе охватило Яну. Она хотела позвать Атму, но голос не повиновался ей. Безудержно отдалась она обуревавшим ее чувствам. Обвив руками шею Сильвестра, она стала шептать ему нежные слова и прижалась губами к его лбу. Все предписания врача, все указания Атмы были забыты в этот момент.

— Сильвестр, не покидай меня! Сильвестр, останься со мной!

На мгновение он поднял веки, словно стараясь узнать окружающую обстановку. Потом они снова закрылись, голова глубже ушла в подушки. Он лежал неподвижно.

— Сильвестр!

Это был крик отчаяния. Тихо опустилась она на колени у кровати и закрыла лицо руками.

Атма вошел в комнату. Его вопрошающий взгляд остановился на лице Сильвестра. Пробормотав «он спасен», Атма вышел.

Больной снова открыл глаза и с радостным удивлением увидел прижатую к своей груди белокурую голову.

— Кто это?..

Яна вскочила.

— Он жив!

Сильвестр все еще не узнавал ее.

— Кто это?..

— Яна, твоя Яна с тобой!

Проблеск сознания показался на лице Сильвестра.

— Яна?

— Да, твоя Яна.

— Яна… Яна… — он повторял это имя, словно находя в нем высшее блаженство. Обняв Яну, он притянул ее голову к себе и прижался лицом к ее лицу.

— Моя Яна, — сказал он так тихо, что ей бросилась в глаза его необычайная слабость. Потом он снова закрыл глаза, засыпая, но счастливая улыбка осталась на его губах.

Неслышными шагами приблизился Атма к Яне.

— Он спит, опасность миновала. Тебе тоже нужно отдохнуть, бедное дитя. Оставь меня одного с Сильвестром. Когда нужно будет, я позову тебя.

— Он спит, он спасен, — тихо повторила Яна.

Бросив на спящего долгий взгляд, она последовала за индусом.

Часть третья

В доме Термэлен были именины. Именинник, Андреас Термэлен, встретил свой восьмой десяток настолько бодро, насколько это было возможно.

Пообедал он вдвоем со своей Луизой, которая состарилась вместе с ним. Потом он почувствовал результаты дневных волнений. Руки дрожали больше обыкновенного, спина немного болела.

Жена озабоченно смотрела на него.

Он попробовал пошутить.

— Бисмарк хорошо сказал, что семьдесят лет самый лучший возраст. Ничего с этим не поделаешь!

После обеда он удобно устроился в мягком кожаном кресле. Старые кости могли вытянуться и отдохнуть.

Чета Термэлен была бездетна. Любовь ее распространялась на племянниц и племянников, большей частью уже взрослых и самостоятельных.