Ложная женщина. Невроз как внутренний театр личности - [22]

Сугубо интеллектуальное развитие не может дать женщине полноценного раскрытия ее женского существа, потому что, выражаясь фигурально, интеллект лишь плоскость души, а не ее объем, женственность же душевна и духовна.

Интеллект – не самая сильная сторона женщины. Интеллектуальность в ней не является тем духовным подвижничеством, к которому способна лишь истинная женщина. Активная интеллектуальная деятельность женщины носит по сути характер банальной, часто нелепой компенсации изначальной женственной недостаточности интеллектуалки. В ее даже сугубо профессиональных суждениях и убеждениях всегда есть более или менее скрытый элемент истеричности. Она полагает, что интеллектуальными «чарами» сможет не только убедить в своих утверждениях и суждениях окружающих, но и пленить их, вызвать восхищение ею, ее умом. Интеллект – ее платье, она полагает себя в нем милой, очаровательной, притягательной и желанной «умницей».

Что же касается ее манеры одеваться, то здесь она достаточно вольна, не придает особого значения своей внешности, как сексуальная женщина, но и не делает из нее нечто монументально-железобетонное, подобно женщине гиперсоциальной. В одежде она скорее небрежна, как и в собственном быту; она положительно убеждена, что в женщине главное не внешняя, а «внутренняя» красота, и что «настоящий мужчина» ценит в женщине именно это.

Она совершенно права в том, что, не делая идола из физической внешности, полагает свою привлекательность в чем-то ином, духовном, но ее представления о «духовности» очень далеки от духовности в подлинном смысле этого слова и отдают школярством. При всей своей развитости и осведомленности она – понятная до скуки, образованная до тошноты – светит лишь отраженным, призрачным, холодным светом знания, лишенным того творческого огня, который возжигает в душе мужчины-творца истинная женщина.

Ее удел казаться, а не быть, и постепенно она превращается в одну из своих интеллектуальных масок.

***

Три типа ложной женщины, достаточно отчетливо проявляющиеся в жизни, будут не завершенными в описании, если ничего не сказать о глубоко внедренном в их сознание атеизме, обусловливающем их невротизм. На первый взгляд, кажется довольно странным и нелепым связывать эти два понятия, – но только на первый взгляд. В жизни женщины эта зависимость заявляет о себе довольно ярко, и все три маски ложной женщины, описанные мной, собственно и вызваны к жизни этим свойственным женщине безбожием.

И в атеизме, и в невротизме имеется одно и то же основание, создающее душевный вывих и излом, – неверие, недоверие к миру, в котором физически существует и действует человек. Но в невротизме это неверие психологически перерабатывается и переживается как тревога и страх, которые подтачивают душу человека, в атеизме же неверие и порождаемый им страх вытесняются и замещаются «верой» в материалистическое исповедание, в «научные теории», в «реалистический взгляд на природу вещей», призванные изгнать тревогу из души атеиста. Атеизм всегда невротичен по своим душевным истокам, это рациональная психотерапия безбожника, на время избавляющая его от страха перед миром.

Атеист, да еще «воинствующий», если бы не был таковым, оказался бы – и это в лучшем случае – тяжелым клиническим невротиком. Впрочем, фанатизм «воинствующего атеиста» свидетельствует о том, что в его убежденности есть немалая доля удушающего его и им самим гонимого невротизма, есть стремление избавиться от этого болезненно-мучительного душевного состояния через идею сознательности, и его взывание к здравому смыслу и сознательности других есть, прежде всего, страх перед самим собой. Всякий фанатизм обнажает болезненность души, жаждущей исцеления.

Справедливости ради надо заметить, что и религиозность иных людей не всегда свидетельствует о их глубокой вере, особенно религиозность опять-таки фанатическая, угрюмо непреклонная, потаенно сектантская, потому что это лишь средство весьма прямолинейного самоубеждения, самозащиты и самооправдания своего тайного неверия. Именно существование таких «верующих» делает вполне оправданным и существование «неверующих», атеистов, хотя формально их позиции, казалось бы, диаметрально противоположны, впрочем, «противоположности сходятся».

Состояние безверия мужчина и женщина психологически переживают по-разному.

Мужчина может даже несколько бравировать неверием, уповая на свою излюбленную «объективность», которая до поры до времени прикрывает его от внутренней тревоги. Мужчине легче быть религиозно безразличным скептиком, он даже может позволить себе подсмеиваться над религиозностью женщины – «бабьей дурью», – достигая таким образом известного «умственного превосходства», ибо его восприятие мира таково, что объективность и научность он всецело принимает за истинность. Не связанный умственными догмами, он стремится к внутренней свободе, которая дает ему стимул к исследовательскому поиску и ничем не стесненной деятельности.

Напротив, женщину состояние безверия и связанной с ним вседозволенности душевно обескураживает, опустошает, нравственно подавляет, гнетет. Женщина только по какому-то очень большому недоразумению может быть до конца последовательной атеисткой, чаще, как я уже говорил, она либо верующая, либо суеверная.