Ложная женщина. Невроз как внутренний театр личности - [17]

Свой досуг проведет она с непременной «пользой» для себя, она осуществит заранее запланированный культпоход в театр, лекторий или музей с целью приобщить не столько себя, сколько своих детей или свое окружение к «культуре», хотя внутренне очень далека она от этой самой культуры и совершенно не нуждается в ней. Ее стремление быть наставницей, учителем жизни, проводником «положительных знаний» исходит из неиссякаемого тщеславного желания быть больше, чем она есть. Ей почему-то кажется, что культура работает на нее, что чем более будет приобщен человек к культуре, тем более он будет благодарен ей, гиперсоциальной женщине, за это приобщение, и только тогда по-настоящему оценит высоту ее нравственного облика и педагогического подвига.

Но при всем этом с настоящими деятелями культуры, если ей приходится сталкиваться с ними в своей жизни и деятельности, она не находит точек соприкосновения, они представляются ей социально опасными, глубоко аморальными и довольно зловредными существами. Поэтому по-настоящему чтит она только умерших деятелей культуры: от них нельзя уже ждать никаких выходок и претензий, и с их именами можно обходиться так, как обходится с ними официальная идеология.

Есть культура и есть идеология – и это малосовместимые понятия. В культуре, в ее глубинах, всегда есть живой источник, дающий душевную бодрость и силу для преодоления жизненных невзгод и страданий. И от этого источника каждый берет столько, сколько ему необходимо для жизни. Идеология же предписывает социальные ценности и активно внедряет их в сознание граждан, пытаясь через них манипулировать поведением людей, а культуру желает видеть своей служанкой в этом ответственном деле.

Поэтому нет ничего более противоположного по сути, чем деятель культуры и «работник идеологического фронта», к которому вольно или невольно причисляет себя гиперсоциальная женщина, наивно полагая, что своей идеологической активностью она спасает и утверждает культуру.

Существование гиперсоциальной женщины совершенно очевидно свидетельствует о том, что общество, утверждающее самоубийственный приоритет материальных ценностей бытия, общество с заматериализованным сознанием неминуемо порождает уродство человеческих взаимоотношений и особенно тяжело деформирует проявление женственности, если она пытается проявиться в нем непосредственно и незащищенно.

Я не боюсь повторить, что женственность полноценно и благодатно расцветает в поле достойной, можно сказать, рыцарственной мужской активности, мужской творческой деятельности, она нуждается в подлинном мужестве, то есть мужестве жертвенном, щедром, великодушном, действующем в мире во имя утверждения женственности, а не во имя собственного эгоизма. Такое рыцарство – не просто романтическое умонастроение или знак принадлежности к какой-то особой касте, но просветленное и оплодотворенное состояние мужской души. Женственность обращена к мужчине, созревшему духовно для ее принятия, она желает и ищет его. Истинная женщина обращена к личности, а не к социуму, она влияет на социум только через своего мужчину, и если ей приходится самой непосредственно отстаивать себя и проявлять социальную активность, отрешаясь при этом от женственного начала своей души, то это свидетельствует лишь о том, что подле нее и для нее такого мужчины нет и она испытывает мучительное чувство ненужности и одиночества в этом мире.

Женщина чрезмерно активная в социальном плане никогда не может быть истинно женственной. Она заявляет о себе как ложная женщина, роль которой в обществе либо гиперсоциальна, либо, реже, антисоциальна.

Антисоциальный тип женщины также можно отнести к категории ложной женщины. По своему профилю он близок к сексуальной женщине, поэтому я не выделяю его отдельно, но он как бы оттеняет тип женщины гиперсоциальной. Это, можно сказать, ее антипод, лишний раз подтверждающий, что чрезмерная общественная активность не только не присуща женщине, но коверкает и изламывает ее. Женщина антисоциальна, если чрезмерное сексуальное любопытство рано знакомит и сталкивает ее с мужчинами, которых можно условно назвать «сверхчеловеками» в низком значении этого слова за их независимое пренебрежение общественной моралью при полном отсутствии совести, за их зоологический эгоизм, корыстное самоутверждение, стремление к захвату, азартность, склонность к риску, агрессивность, тягу к грубым чувственным удовольствиям, циничность, себялюбивое чванство. В общении и взаимодействии с ними и им подобными женщина для достижения своих замыслов должна быть сильнее сильного и потому пытается превзойти, пересилить, перещеголять свое сомнительное окружение, снять и опрокинуть его, заставить его служить себе, а для этого она должна быть склонной к авантюризму, расчетливой, бессердечной, жестокой, преступной, наконец. Антисоциальность в женщине, надо сказать, всегда страшнее, мрачнее, жестче и безнадежнее, чем в мужчине, в ее антисоциальности есть какая-то окончательная сломленность, безысходность, за которую она дерзко мстит всем без разбора и мстит сладострастно, с упоением.

Внешность такой женщины во многом зависит от ее чисто физической привлекательности. Если она привлекательна, то не столько женской своей природой, сколько контрастом с женственностью. Она предпочитает мужской стиль одежды с элементами показной агрессивной экстравагантности и раздражающей мужчин неприступности.