Ложная память - [27]

— Договорились, — согласился Том Вонг.

— Я привезу твою одежду и барахло, — сказал Дасти.

Скит попытался подняться на ноги, но не смог оторваться от стула. Дасти наклонился и поцеловал его в щеку.

— Я люблю тебя, братец.

— На самом деле, — ответил Скит, — я никогда не смогу с тобой расплатиться.

— Наверняка сможешь. Ты что, забыл? Лотерея.

— Я невезучий.

— Тогда я куплю для тебя билетик, — откликнулся Дасти.

— Правда, купишь? Ты везучий. Всегда был таким. Черт возьми, ты же нашел Марти. Ты купаешься в удаче по самые уши.

— Тебе причитается заработная плата. Я буду покупать для тебя два билета в неделю.

— Это будет здорово. — Скит закрыл глаза. Его голос превратился в невнятное бормотание. — Это будет… здорово. — Он уснул.

— Бедное дитя, — сказал Том Вонг. Дасти кивнул.

Из комнаты Скита Дасти сразу же прошел на медицинский пост второго этажа. Там он поговорил с главной медсестрой Коллин О'Брайен, крепкой веснушчатой женщиной с седыми волосами и добрыми глазами, которая могла бы сыграть мать-настоятельницу любого женского монастыря в любом кинофильме на католические темы, который когда-либо был поставлен. Она уверяла, что знает все ограничения, которые следует соблюдать при лечении таких случаев, как у Скита, но Дасти все равно повторил с ней все по пунктам.

— Никаких наркотиков. Никаких транквилизаторов, никаких успокоительных. Никаких антидепрессантов. Его пичкали этими проклятыми наркотиками с пяти лет; бывало, что он получал их одновременно два или три. Он плохо учился, а это обозвали расстройством поведения, и его старик принялся бороться с этим расстройством с помощью лекарств. Когда лекарство давало побочные эффекты, то подыскивались другие медикаменты, чтобы бороться с ними, и когда те, в свою очередь, производили новые побочные эффекты, то, для того чтобы справиться с ними, подбирались все новые и новые лекарства. Он вырос на химическом рагу, и именно это, я точно знаю, изуродовало его. Он привык поедать пилюли, получать уколы и теперь просто не в состоянии представить, что можно жить нормально.

— Доктор Донклин согласен с вами, — сказала сестра, просматривая историю болезни Скита. — Он получал здесь безмедикаментозное лечение.

— Обмен веществ у Скита настолько расстроен, нервная система настолько перенапряжена, что нельзя быть уверенным в адекватности реакции даже на самые обычные, безопасные и традиционные лекарственные средства.

— Он не будет получать даже тайленол.

Слушая собственные слова, Дасти понимал, что волнение за судьбу Скита заставляет его чересчур много болтать.

— Однажды он чуть не умер из-за таблеток кофеина; слишком пристрастился к ним. Развился кофеиновый психоз, сопровождавшийся поразительными фантастическими галлюцинациями, а потом начались конвульсии. Теперь он стал невероятно чувствительным к кофеину; он вызывает сильную аллергию. Если вы дадите ему кофе или даже кока-колу, у него может развиться анафилактический шок.

— Сынок, — спокойно ответила пожилая медсестра, — все это записано в истории болезни. Поверьте, мы будем хорошо ухаживать за ним. — К удивлению Дасти, Коллин О'Брайен перекрестила его, а потом подмигнула. — В мое дежурство с вашим маленьким братцем не случится ничего плохого.

Если бы она была матерью-настоятельницей из кинофильма, то нельзя было бы даже усомниться в том, что, когда она говорит от своего имени, ее устами вещает бог.

— Спасибо, миссис О'Брайен, — негромко сказал он. — Большое, большое вам спасибо.

Оказавшись на улице и сидя в своем фургоне, он не сразу включил двигатель. Его била такая сильная дрожь, что он просто не смог бы вести машину.

Эта дрожь была долго сдерживаемой реакцией на его падение с крыши Соренсона. Его трясло и от гнева, гнева на несчастного Скита с искалеченной психикой и на то нескончаемое бремя, которое он представлял собою. А этот гнев пробудил в Дасти еще и дрожь стыда, потому что он по-настоящему любил Скита и ощущал ответственность за него, но был бессилен помочь ему. Осознание своего бессилия было хуже всего.

Он облокотился на рулевое колесо, уперся лбом в сложенные руки и сделал то, что так редко позволял себе на всем протяжении прожитых двадцати девяти лет. Он расплакался.

ГЛАВА 11

После сеанса с доктором Ариманом Сьюзен Джэггер, казалось, вновь стала самой собою, той женщиной, какой была до того, как ею овладела агорафобия. Изящным движением просовывая руки в рукава плаща, она заявила, что проголодалась. С изрядной долей элегантного юмора она дала оценку трем китайским ресторанам, в которых Марти предложила купить еду для их совместной трапезы.

— Меня нисколько не волнует глютаминовая кислота или чрезмерное количество жгучего красного перца в говядине по-сычуаньски, но, боюсь, мне придется исключить из списка претендентов номер три, так как там мы вполне можем получить непрошеный гарнир из тараканов. — Ничто в ее лице или манере поведения не указывало на то, что эта женщина пребывает в почти полной власти фобии, управляющей ее душевными и телесными движениями.

Когда Марти открыла дверь в коридор, Сьюзен напомнила ей:

— Ты забыла книгу.

Книжка в мягкой обложке лежала на столике возле кресла, в котором сидела Марти. Она прошла через комнату, но чуть заколебалась перед тем, как взять книгу.