— Ай-ай-ай, что же я наделала! — рассмеялась бабуля. — Руки-крюки. Не ровен час, кто-нибудь поскользнется! — Но вместо того чтобы взять тряпку и насухо вытереть пол, она забилась в дальний угол.
— Все готово, — заявила она в пустоту. Солнечные лучи падали ей на колени, где стояла миска, полная свежего гороха. Пальцы привычно нащупывали очередной стручок и вспарывали его кухонным ножом. Время шло. Тишину нарушал только холодильник, жужжавший за герметичными резиновыми уплотнителями. У бабули было с ним какое-то сходство: улыбаясь плотно сжатыми губами, она вскрывала зеленые створки.
Дверь кухни неслышно отворилась, чтобы тут же закрыться.
— Ой! — Бабуля выронила миску.
— Здорово, бабуля! — сказал Том. Горошины, как лопнувшие бусы, рассыпались вокруг масляного пятна.
— Вернулся, — отметила бабуля.
— Вернулся, — подтвердил Том. — Лидди осталась в Глендейле. По магазинам ходит. А я наплел, будто кое-что нужное забыл. Обещал заехать за ней через часок.
Их глаза встретились.
— Слышь, бабуля, сдается мне, тебя ждет дальняя дорога, — произнес Том.
— Интересно. А почему не тебя? — сказала она.
— Да ведь ты, ни слова не сказав, взяла да укатила куда глаза глядят.
— На самом деле это ты второпях собрался — и был таков.
— Говорю же: ты.
— Нет, ты, — повторила она.
Внучкин муж сделал первый шаг в сторону масляного пятна.
От его тяжелой поступи скопившаяся в раковине вода задрожала и потекла в глотку «мусорганика», откуда послышалось влажное чмоканье.
Том не смотрел под ноги; его подошва заскользила по разлитому жиру.
— Том! — На лезвии ножа играл солнечный зайчик. Тебе помочь?
* * *
Бросив шесть писем в ящик перед домом Бартонов, почтальон прислушался.
— Опять этот лев, — сказал он вслух. — А в доме кто-то бродит. И даже песни распевает.
Шаги слышались прямо за дверью. Чей-то голос выводил:
Ложки-плошки чистить рано,
Пахнет кровушкой барана.
Кости р-р-размелю в муку,
Впрок лепешек напеку.
Дверь отворилась.
— Доброе утречко! — заулыбалась бабуля. Львиный рык не умолкал.
